Автобиография Майкла Каррика «Между линиями». Глава 4. Академия: Часть 2

На первой же тренировке после возвращения ребят Рич, этот дерзкий австралиец с огромной копной волос, сразу же прошёл в раздевалку и сел. Согласно протоколу мы должны были сами взять свою форму у ответственного за экипировку. А Рич заявил: «Окей, и кто ж из вас пойдёт и принесёт мне мою форму?» Всё ребята, особенно второгодники — Энтони Анри, Гари «Триггер» (курок) Александр, Алекс «Митбол» (мясной шарик) О’Райли и Данни Фёрнли смотрели на него с удивлением. «Кто ты на*ер такой?» А потом все начали смеяться. Так лёд растаял.

Раздевалка той молодёжной команды была особенным местом. Некоторые мои самые счастливые воспоминания были связаны именно с ней. Мы сидели там с ребятами и шутили. Командный дух был на высоте. Однажды Крейг Этерингтон по кличке «Угаз» взял металлическую корзину и обмотал её бинтами из медблока. Потом мы все вместе выкатили это творение в столовую. До сих пор помню выражение лица Данни Фёрнли, который вылетел оттуда. Но мы жили не только шуточками. Я помню, что в первый год своего молодёжного контракта мы играли с «Лутоном» в каком-то Кубке местного значения. Я был не очень хорош. Папа пришёл посмотреть игру. Когда мы ехали куда-то, он спросил: «Что там написано на знаке?»«Как я могу прочесть? Он же в километрах от нас». Папа ничего не ответил, но я позже узнал, что он сказал маме. «С Майклом что-то не так. Он не мог прочитать надпись на знаке, который был у соседней машины. У него что-то с глазами». Мама знала, что она ничего не может сказать мне, ведь я бы ответил, что всё в порядке, и мне ничего проверять не нужно. Поэтому она пошла к нашему физиотерапевту Джону Грину и сказала: «У Майкла что-то не то с глазами». Он вызвал меня и сказал: «Я тут говорил с твоей мамой по телефону».

«Что вы сделали?» Я позвонил ей, как только смог. «Мам, зачем ты звонила нашему физиотерапевту?» Я уже самостоятельный, могу сам о себе позаботиться. Но в клубе все-таки проверили моё зрение. Оказалось, что я слеп как крот. За три месяца моё зрение серьёзно ухудшилось, и мне пришлось носить контактные линзы. Помню, как я одел их впервые. О Боги. Сейчас я ничего без них не могу сделать. Я встаю утром и даже готовлю завтрак без очков, но водить без них я не рискую. До того, как я начал носить линзы, другой конец поля у меня уже размывался настолько, что я не был уверен, что мой партнёр был действительно там, куда я отдавал пас.

«Вест Хэм» решил все. Тони Карр сказал: «Мы о тебе позаботимся. Мы в ответе за тебя и твою семью». Я вспоминаю обо всех этих людях, которые помогли мне в моей карьере. Тони Карр был точно не последним из них. В составе сборной Англии, которая выступала на Чемпионате мира в Южной Африке в 2010 году, семеро из 23 игроков оказались там именно благодаря Тони: я, Фрэнк, Рио, Джо, Джермейн Дефо, Глен Джонсон и Джон Терри, который в течение короткого периода в детстве выступал за «Вест Хэм». Тони в течение длительного времени следил за моим развитием. Он и Джимми не были на 100% уверены в том, стоит ли меня брать. В 14 или 15 лет моё тело росло так быстро, что я не мог с этим справиться. Я так боялся, что моё собственное тело подведет меня, разрушит мою карьеру, которая ещё даже не началась. Я ужасно играл на тренировках, я был слаб, а координация была так вообще кошмарной. Мне и по полю передвигаться было трудно из-за колен. Я сказал родителям: «Я так далеко от дома, но не уверен, что должен быть тут. Я просто не мог играть в футбол». Тренеры «Вест Хэма» наблюдали за мной и возможно в личных беседах задавались вопросом: «А будет ли Каррик вообще хорош или нет?» Тони не знал, смогу ли я справиться с этой ситуацией. Я не знал о его сомнениях, ведь его отношение ко мне не изменилось. Он всегда поддерживал и поощрял меня. Я знал, что он видел во мне игрока, с которым однажды будет работать в основной команде и который станет настолько хорош, что его придется продать. И все же я был для него прежде всего человеком.

Тони заботился о нашей физической форме. Утром каждого понедельника ребята, которые играли за молодёжку и были на первом или втором году молодёжного контракта, должны были пробежать пять кругов по полю, которое называлось «миля», чтобы прийти в чувство после воскресного отдыха. Мы собирались все вместе и бежали что было сил. Некоторые ребята просто обожали эти забеги. Данни Бартли, высокий центральный нападающий мгновенно вырывался вперёд и бежал далеко ото всех. Его форма была невероятной. Он стал в итоге инструктором по физической подготовке в РАФ. Мне нормально давались забеги в «миле» — я был пятым или шестым. Ещё легче стало, когда я, наконец, начал полностью контролировать свое тело. Тони верил в «милю». Это была по-настоящему олдскульная часть тренировки. Она закаляла нас не только физически, но и ментально. К тому же Тони далеко не всегда с нами сюсюкался. Мы активно отрабатывали «забеги втроём». Это было одно из его любимейших упражнений. Тони организовывал отработку позиционной игры так, чтобы нужно было не только постоянно отдавать пасы, но и забегать. Это научило нас правильно занимать позицию и выбирать верное время для начала движения — базовые и необходимые навыки для любого игрока.

Мы были последними представителями старой системы подготовки футболистов, а потом все очень изменилось. В старой системе нужно было выполнить определённые задачи и немного пострадать, чтобы получить желаемое вознаграждение. Это учило нас ценить, что мы получали, и больше радоваться достижениям. Тони давал нам обычные задачи, типа чистки обуви, уборки в раздевалках и сбору грязной формы. Он заставил нас понять, что эта работа крайне важна, чтобы мы знали свое место. В «Вест Хэме» была четкая иерархия, и я знал, что должен усердно работать, чтобы получить доступ на следующий «ранг». Такой важный жизненный урок, который, к сожалению, сейчас утрачен.

В моей жизни и карьере многое строилось на важности уважения. Не только мои родители и «Boyza» воспитали во мне это, но и Тони. Когда я ещё играл за молодёжку, в «Вест Хэме» был чёткий порядок: если в спортзал заходил игрок первой команды, я либо оставался где-то вдали от него, либо вообще уходил. У них была такая привилегия. Я не был не в том «ранге». Я должен был это заслужить. Такая культура стимулировала. Когда я был в молодежке, я чистил чьи-то бутсы, когда же я перешёл в резервную команду, кто-то чистил уже мои. Я действительно ценил это, ведь я понимал, сколько работы пришлось мне проделать, чтобы прорваться на вершину. Футбол забыл об этой истине и многое потерял. Правила в академиях изменились, и сейчас ребята не делают ничего подобного. Только вот необходимость проходить этапы этой своеобразной карьерной лестницы остались, иначе процесс утрачивает свою ценность. Сейчас юным игрокам намного проще, и им не нужно справляться в вызовами враждебного окружения. Я усердно работал, чтобы выйти на вершину. Я чистил бутсы сначала Тима Брикера, потом Стива Поттса, а потом и Яна Пирса. Из-за того, что закрепленный за ним парень был недостаточно хорош, и он обратил свой взор на меня. Я был чистюлей, да и чистка бутс хотя и была кропотливой задачей, особых навыков не требовала. У Поттси был шестой размер, так что это не занимало много времени. У Пирси же была пара «Puma Kings» действительно королевского 12 размера. Они весили тонну, и над ними приходилось попотеть. Он пообещал за это мне что-то типа подарка к Рождеству, но обвёл меня вокруг пальца. Вопиюще, не правда ли? Пирси, если ты это читаешь, знай: я все ещё помню!

На улице была большая раковина, в которой мы мыли бутсы и мячи. Вода была ледяной, и мои пальцы просто промерзали, а щетка постоянно пыталась выскользнуть. Нужно было очень аккуратно мыть бутсы, чтобы вода не попала вовнутрь, иначе высушить их было просто невозможно. Тут не обошлось даже без толики помешанности. Даже больше, чем толики. Я просто обожал прикасаться к бутсам. «Puma Kings» были лучшими — такие мягкие и классные. Я упросил своего папу купить мне собственную пару в 14 лет. Они возможно стоили целое состояние. В детстве я был просто помешан на бутсах — я мог сказать, в какой паре играет каждый футболист. Мне нравились старые «Predator», не те первые немного неуклюжие, а усовершенствованная версия. Мне нравились «Umbro Speciali», в которых играли Алан Ширер и Майкл Оуэн. «Вест Хэм» предоставлял нам «Pony», а потом «Fila», так что мои познания в бутсах с тех пор слегка изменились.

Помимо мытья бутс, у нас были и другие стандартные для игроков молодежки задачи. Самым трудным из них было перемещение тяжёлых ворот до и после тренировки первой команды. Банально поднять их было непросто: они были очень холодными и весили целую тонну. Это не наши современные, относительно лёгкие ворота. Если же на «Чадуэлл-Хит» резко заканчивались мячи, то именно игроки с контрактами молодежки искали их. Как-то после всей выполненной работы я отдыхал в столовой в своём новом спортивном костюме «Reebok Classics». Меня окликнул Тони: «Эй, потерянные мячи сами не найдутся». Дело было зимой, и я сразу же попрощался со своими новенькими штанами. Когда таскаешь ворота в это время года, руки пачкаются и постоянно норовят соскользнуть, ставя под угрозу костюм. С Тони мы прошли настоящую школу жизни, жёсткие, но очень ценные уроки о том, что всё нужно делать правильно. Если бы он не был жёстким, парни его просто съели бы. В рамках его «школы жизни» ребята, которым нужно было вернуться на юг Лондона, в случае пропуска поезда стояли и ждали следующего — а это ещё час. Это учило нас ответственности и командной работе. Жёстко, но дисциплинирует.

Будучи шестнадцатилеткой на молодёжном контракте, я убирал раздевалки после матчей на «Аптон Парк». Это было серьёзной проблемой, ведь ребята обычно не торопились. Я, конечно, пытался про себя их поторапливать. Если матч проходил поздно вечером, я пропускал последний поезд в Баркинг, да ещё и потом приходилось с утра все равно приезжать на тренировку. Это была катастрофа. Но у меня не было другого выбора, ведь я знал своё место. Мне нравилось больше убираться в раздевалке гостей, ведь они быстрее покидали стадион, а значит и мы быстрее заканчивали. А ещё мне чертовски нравилось наблюдать за суперзвёздами. Я стоял в коридоре с парочкой других ребят с молодежными контрактами и глазел. Когда к нам приезжал «Арсенал», особое внимание было приковано к Тони Адамсу и Патрику Виейра. Особенно Адамсу, который выделялся из толпы. Его присутствие действительно ощущалось физически. После одного из матчей он вышел из раздевалки и, увидев нас, протиснулся в небольшой коридорчик, подошёл, кивнул и спросил: «Как дела, мальцы? Спасибо вам!» Ему не нужно было ничего говорить, но он уделил нам внимание. Было очень приятно. Я был в восторге от того, что сам Адамс говорил с нами. Никто никогда ранее не обращался ко мне «малец». Тогда это казалось таким классным.

Когда приезжал «Челси», я с интересом наблюдал за Джанфранко Дзолой, Руудом Гуллитом и Джанлукой Виалли, которые обладали особой аурой. Матчи с «Челси» имели далекоидущие последствия для всех нас, ведь накал страстей был невероятный и выплескивался далеко за пределы чаши «Аптон Парк». На «Грин Стрит» становилось очень жарко. Пару раз мне приходилось пробираться сквозь драки. Иногда я попадал на стадион после игры молодёжной команды на «Чадуэлл-Хит», поэтому был обычно в спортивном костюме клуба. Это создавало проблемы, и после матча мне доводилось слегка понервничать. Да и сама вывеска «Вест Хэм» — «Челси» выглядела интересно. События после игр сделали меня более осторожным, особенно в выборе маршрута домой.

Но больше всего я восхищался «Манчестер Юнайтед». Я очень быстро влюблялся в эту команду. Когда бы «красные дьяволы» не приезжали в гости, на «Аптон Парк» царила суматошная атмосфера. Я наблюдал за Роем Кином, Гари Невиллом, Дэвидом Бекхэмом и Райаном Гиггзом. Я внимательно следил за тем, как они выходили из раздевалки: говорили ли они что-то или полностью фокусировались на игре. Я смотрел на них и пытался понять, каково это быть такими профи как они. «Манчестер Юнайтед» прибывал на матч в спортивных костюмах, как бы намекая, что они готовы перейти сразу к делу. Первая встреча с сэром Алексом Фергюсоном оставила неизгладимые впечатления. Он прошёл по туннелю к раздевалке с уверенностью генерала, готового к битве, победной битве. Когда мне было 19 лет, я действительно мечтал играть за «Манчестер Юнайтед». Тогда я всё ещё выступал за «Вест Хэм». Играть с Бексом было мечтой, с Гари Невиллом тоже... Да вообще быть частью той команды и победить в Премьер-Лиге. Мечты сбываются! Но на самом деле в то время было не до мечтаний.

В «Вест Хэме» нас изматывали, заставляли бегать до изнеможения, вытачивали из нас мастеров. В начале, после одной-двух тренировок в неделю в школе и «Boyza», мне было очень трудно приспособиться к ежедневным, а порой и по две в день, тренировкам за «Вест Хэм». В течение первых двух-трех месяцев мне было очень трудно, но потом тело привыкло, и они уже стали рутиной. Конечно, были просто кошмарные, безумно долгие дни, когда тренировка просто не заканчивалась, но это делало меня лучше. Часто у нас были двойные тренировки, из-за чего я практически отключался в автобусе по дороге домой, после чего нужно было ехать и смотреть матч первой или резервной команды. И было не важно, насколько я устал.

«Вест Хэм» был настоящей школой жизни не только в физическом плане, но и ментальном. Иногда после матча резервной команды я сидел в раздевалке и думал, что у меня был шанс показать себя, но я этого не сделал. Я задавался вопросом, когда же мне выпадет ещё такой шанс, достаточно ли я вообще хорош для этого. Давление было тотальным. Сейчас я вспоминаю об этом и понимаю, что эти чувства и эта боль стали отличным фундаментом для развития профессиональной карьеры.

Я вспоминаю с улыбкой дни в молодёжке. Для меня это было лучшее время в жизни. Сразу на ум приходят ребята и наши разнообразные совместные истории. Был у нас такой Данни Фёрнли, который в итоге связал свою жизнь со строительным бизнесом. Он любил потешаться над окружающими. Он мог просто пнуть мяч между ног партнеру и извиниться, типа «Упс! Ну прости!» В одном из матчей на «Чадуэлл-Хит» Фёрнли проделал такое прямо у тренерской зоны. Он посмотрел на соперников, немного отошёл к своим и посмеялся. Но Тони Карру было не до смеха. Он сразу заменил его. Питер Брэбрук помогал Тони с молодёжки. Он был чудаком, парни его любили. Он дурачился с нами и любил нас подкалывать. А ещё у него были сленговые выражения на все случаи жизни. Он использовал их даже когда называл состав команды на матч. «Майкл в булке для хот-дога» означало, что я буду играть на позиции «десятки», в дырке, так сказать. Ребята называли меня «Спагги» («воробушек») и Джорди из «Байкер-гроув» (британский сериал 90-х). Брабз не понимал прикола, поэтому продолжал звать меня «Буги». Он был легендой.

Когда мы возвращались в раздевалку после матча, она превращалась в настоящий жужжащий улей. Игроки говорили обо всем, что их интересовало — жизни на улице, девушках, потасовках. Но это был мир, о котором мне ничего не было известно. У некоторых ребят на втором году контракта уже были машины. Машины! А у меня не было даже велосипеда. Мы везде добирались на автобусах, пока они разъезжали на своих «Пежо» 306 модели. Для меня это служило дополнительным стимулом развиваться.

Частенько они любили помахать кулаками. Каким-то образом мне удавалось избегать стычек. Другим же постоянно доставалось от них по разным причинам. Это могло быть экипировка, волосы, внешний вид, большой нос, подбородок, вещи, связанные с папой или мамой. Достаточно было кому-то сделать комментарий насчёт паса, и Фёрнли сразу набрасывался: «Тебе что-то не нравится, а?» Ему отвечали в схожей манере — атмосфера вокруг накалялась. Кто-то говорил Фёрнли: «Чувак, ты не можешь так просто это оставить. Он только что сказал чушь о твоей маме». Всё становились ещё напряжённее, хотя и знали, что всё закончится каким-то колким аргументом Фёрнли и всеобщим смехом.

Раз в год у нас в зале проводились бои — перваки против второгодок. Один раз мне пришлось драться со Стефаном Перчесем, парнем из Илфорда, тренирующим сейчас «Борнмут». Я не был бойцом, да и Перчес тоже, но кодекс игрока требовал, чтобы мы сделали это. Мы делали вид, что дрались, при этом не нанося друг другу серьёзных или болезненных ударов. Бой был скорее ритуалом. Никто особо не пострадал. Все отделались в основном синяками на ногах и руках. Второгодки старались отстоять свой авторитет.

Молодёжная команда «Вест Хэма» была не для неженок. Но и я тогда был не лыком шит, как и сейчас. Никакой тихой мышке там места не находилось, там не любили ребят, которые боялись и слова сказать. Мне пришлось перебороть свою стеснительность, ведь те, кто пытался спрятаться от всего в своём панцире, просто не выживали. Вначале мне было очень трудно, я хотел домой. Хотя я никому в «Вест Хэме» не говорил об этом, я сказал Лизе. У меня не было мобильного телефона, поэтому мы постоянно писали друг другу письма. Я сказал ей, что мне тяжело. Когда доставляли одно из её писем, моё сердцебиение ускорялось. Лиза всегда чувствовала, что мне нужно, оставить ли меня одного или стоит поддержать. Она просто читает меня, как открытую книгу. Однажды мне было очень плохо, и я написал родителям. «Я хочу домой. Я устал от этого». Это был единичный случай, и я не сдался. Мама передала мне свою упрямство, целеустремленность и желание бороться.

Я знаю, что у футболистов хорошая жизнь, но нам тоже приходится многим жертвовать. Иногда быть вдали от дома было очень тяжело и в эмоциональном плане, но эти страдания сделали меня мной. Когда шесть месяцев спустя я вернулся домой к семье и встретился с друзьями, то понял, насколько повзрослел. «Вест Хэм» сделал меня мужчиной. Меня выбросили в реальный мир, пока мои друзья в Ньюкасле все ещё жили с родителями и учились в шестом классе. Они жили в расширенной версии школьной жизни.

Со мной приехал Харри Реднапп, который хотел пообщаться с моими родителями. Он вёл себя прекрасно, дружелюбно и непринуждённо. Он знал всех юных ребят по имени. Когда мне было 13 или 14, он попросил кого-то провести нас в раздевалку первой команды после игры. «Идите и познакомьтесь с парнями». Никто ни с кем не знакомился, но вот так я просто взял и оказался в раздевалке основной команды. Таков был «Вест Хэм» — первая команда была тесно связана с молодёжью. Можно было заметить, насколько горд, рад и доволен был Харри, да и весь тренерский штаб, когда кто-то из академии прорывался в основную команду. Я знал, что если буду достаточно хорош, получу свой шанс тут.

3 января 1998 года — день, который я никогда не забуду, ведь тогда я согласился подписать свой первый профессиональный контракт сроком на три года. Он вступал в силу 28 июля в мой семнадцатый день рождения. Я до сих пор храню его. Чернила уже почти выцвели, но всё ещё можно рассмотреть цифры. В сезоне 1998/99 моя ставка была 400 фунтов в неделю, потом сумма возросла до 500 в сезоне 1999/00 и до 600 в сезоне 2000/01. Также за каждый старт за первую команду я получал 700 фунтов и 350, если выходил на замену. За свой дебютный матч я получил 2 500 фунтов и 10 000 после десятой сыгранной игры. Также в контракте были прописаны бонусы за победу, сумма которых зависела от положения «Вест Хэма» в турнирной таблице Премьер-Лиги. Если мы занимали место с 17 по 20, то это были 325 фунтов за матч, с 11 по 15 — 500, с шестого по 10 — 650, со второго по пятое — 800 и 950 за первое. В первом дивизионе максимальная сумма бонусов была 300 фунтов и ноль, если мы опускалась ниже 13 места. Также я получал деньги за матчи молодёжного Кубка Англии — 10 фунтов за первый раунд, потом 15, 20, 30, 40 и 50 на каждом этапе на пути к финалу и 100 фунтов за каждый финальный матч. Но деньги не мотивировали меня тогда, не мотивируют и сейчас. Для меня возможность развиваться значила куда больше. Сейчас же я понимаю, что у меня были отличные шансы.

Если матч молодёжки проходил на «Чадуэлл-Хит» и начинался в 11 часов утра, Харри и Фрэнк-старший приходили посмотреть на нашу игру и час спустя возвращались на «Аптон Парк». Команды чувствовали эту связь. У нас было всего три поля, которые находились одно за другим — для первой команды, для резерва и для молодежки. В 97 году во время моего занятия в академии Харри пришёл к нам на тренировку и крикнул Тони «Мне нужен полузащитник. Пришли мне кого-нибудь, пожалуйста».

«Майкл, иди».

Оригинал книги «Майкл Кэррик: Между линиями»

Все книги на carrick.ru