«Когда мне было лет 12, приехавшая в сельский клуб девочка попросила заняться с ней сексом». Вторая глава автобиографии Эспозито

В детстве я болел за «Детройт». Мы жили в 587 километрах от Детройта, так что «Ред Уингс» были ближайшей к нам командой НХЛ. Я обожал «Детройт», а Горди Хоу был моим кумиром. Несмотря на то, что я родом из Онтарио, я ненавидел «Торонто» всей душой. По Су-Сент-Мари ходил слух, что владелец «Торонто» никогда не позволит итальянцам играть в его команде. А в «Детройте» играл Алекс Дельвеккио.

В общем, Горди Хоу был моим кумиром, и до 12 лет я играл, как и он, под девятым номером, пока «Чикаго» не заплатил отцу за меня 500 долларов. Отец подписал так называемую «форму С», означавшую, что если я когда-нибудь стану профессиональным хоккеистом, то буду играть за «Блэкхокс». Все это организовал скаут «Чикаго» Анджело Бомбакко.

С тех пор я носил только свитеры «Чикаго». Кстати, я до сих пор считаю их форму самой красивой в хоккее. Она просто великолепна.

В старших классах и в младших лигах я играл под седьмым номером из-за Микки Мэнтла. Я обожал Микки Мэнтла. Он был лучшим. У нас телевизора не было до 1958 года, так что я слушал репортажи с матчей «Нью-Йорк Янкис» по радио. Во время Мировой Серии я выходил из класса в туалет минут на десять. Уверен, что учителя знали, чем я занимался все это время. «Ты почему так долго в туалете был?». А я им отвечал: «Я… ну… эээ…». Я всегда терялся на этом вопросе.

Дома у нас стоял радиоприемник марки Philco, и по субботам мы садились вокруг него всей семьей и слушали Hockey Night In Canada. Отец тоже всегда сидел с нами, если только не играл в карты с друзьями. Мы готовили огромную пиццу и попкорн и сидели, слушали хоккейную трансляцию до тех пор, пока нас не отправляли в кровать.

Хоккей для нас был всесезонным занятием. В нашей округе всегда легко можно было найти десять-двенадцать ребят, чтобы поиграть. Всегда хватало. Летом мы играли в хоккей на улице и бегали в кедах. Мы играли в закутке у церкви и частенько там били стекла. Как же на нас орал пастор О’Лири!

Мы крали деревянных лошадей и ставили их с обоих концов дороги, чтобы машины не могли проехать. Сначала мы ставили по два ботинка или два кирпича вместо ворот. Но потом это надоело, потому что стоит кому-то забить гол, как мяч укатывался вниз по улице – и за ним приходилось бегать каждый раз. Денег у нас не было, поэтому отец помог нам сделать ворота из двух железных балок и сетки от курятника. Зимой мы эти ворота ставили на лед. Блин, современная молодежь не понимает всех прелестей жизни. Сегодня можно пойти в магазин и купить хоккейные ворота за двадцатку зеленых.

Мне всегда не хотелось уходить с площадки. Когда мне было десять лет, я играл в хоккей на улице, и у меня лопнул аппендицит. Но я все равно продолжил игру. Было жутко больно, я заблевал все вокруг, и в итоге просто рухнул без сил. Мама закинула меня в машину и отвезла к доктору Гуарди, который жил чуть ниже по нашей улице. Он сказал маме, чтобы она немедленно везла меня в больницу.

Мне удалили аппендицит. Когда меня выписали из больницы, я еще долго сидел и смотрел в окно, как брат играет с другими пацанами.

Когда мне было лет 11 или 12, мы строили каток у школы – длинный и не очень широкий – и играли там в хоккей. Один старик по имени Пи-Джэй Хини приходил посмотреть, как мы играем. Он научил меня, как надо контролировать шайбу и делать передачи. Сегодняшняя молодежь понятия не имеет о том, как надо контролировать шайбу.

Владея шайбой, никогда нельзя опускать голову вниз. Надо уметь следить за шайбой краем глаза. Именно поэтому Уэйн Гретцки и Марио Лемье были так хороши. Гретцки видел площадку лучше, чем кто бы то ни было. Он до сих пор остается самым умным игроком в истории хоккея. Меня часто спрашивают: «Почему никто не мог его поймать на силовой прием?». А как ты врежешься в то, что не можешь поймать? Не то чтобы он был такой быстрый, нет. Он был просто очень умным. Даже когда он с возрастом уже сдал в катании, он играл все так же умно.

А вот главная проблема Эрика Линдроса как раз и заключается в том, что он катался с опущенной головой. Он же постоянно несся через среднюю зону, опустив голову. В детстве никто не стал тратить время, чтобы научить его так не делать, потому что он был самым здоровым из всех. Поэтому даже если в него кто и врезался, Эрик давил его массой и даже не чувствовал удара.

А теперь он уже взрослый мужик. И играет против таких же взрослых мужиков. Поэтому его постоянно втемяшивают в борт, и он мучается с сотрясениями. Я вот ни разу не удивлюсь, если тренер говорит его партнерам: «Ни в коем случае не пасуйте на Линдроса в средней зоне». Потому что его снова расколят, да причем так, что он карьеру может завершить (Впервые книга издана в 2003 году, Линдрос же действительно завершил карьеру в 2007-м, будучи бледной тенью самого себя из-за серии сотрясений мозга – прим. редактора).

Ночью шайбу не видно, а если она еще и в сугроб улетит, то пока ее найдешь – скорее с ума сойдешь. Поэтому вместо этого мы играли в игру, которая называлась «раз-два, убегай» (pump, pump, pullaway). Смысл игры такой – один парень едет в центр площадки, а остальные – в ее конец. Потом вся эта толпа кричит: «Раз-два, убегай!».

Все раскатываются в разные стороны, а ведущий начинает за ними гонятся. Идея в том, что надо уворачиваться каким угодно образом, чтобы остаться последним, кого не осалили. Я довольно часто выигрывал. Эта игра помогла мне научиться лучше контролировать шайбу и делать обманные маневры. Я всегда был рад поиграть в «раз-два, убегай». 

Когда становилось уже совсем темно, отец звал нас домой свистом. И после его свиста по домам отправлялись не только мы с Тони, а вообще все. Это был сигнал для детей всей округи.

«Все, пацаны, завтра здесь же в 5:30!». И на следующий день все снова приходили играть в «раз-два, убегай». Клевое было время.

Мы даже придумали, как играть в хоккей дома ночью. Мама надевала нам с Тони на локти и колени тряпичные подгузники, натирала парафином пол в подвале и отправляла нас играть в хоккей. Мы играли на четвереньках и натирали пол. Зачастую мама у нас даже на воротах играла. Вместо шайбы мы использовали папин шерстяной носок. Мы лупили по носку руками, а мама его ловила. И под конец игры пол просто блестел!

Мама с папой часто проводили вечеринки в этом подвале с дядей Эдвардом и тетей Маргарет, а также с дядей Дэнни и тетей Джойс. Тони как правило шел наверх спать, а я прокрадывался к ним в подвал и слушал музыку. Я обожаю Коула Портера и вообще романтические песни 40-х. Я мог часами так сидеть – слушать музыку и их смех, смотреть, как они танцуют и просто веселятся.

Как только у меня начался пубертатный период, я резко стал очень застенчивым. Особенно с девушками. Я жуть как стеснялся девушек! В 16 лет я учился в Sault Collegiate High School. И вот как-то мы должны были поехать на вечеринку на дачу. Добирались автобусом где-то полчаса. Там должны были быть Джэни Куитанен и Бонни Майрон – мне нравились эти девочки. Но мне было настолько неловко и не по себе, что я резко сорвался с места и побежал в сторону дома.

«Я не могу. Просто не хочу там быть и все», – сказал я матери. Понимаю, что многие никогда бы не подумали, что я стеснительный, но иногда со мной такое действительно бывает. Порой я очень в себе не уверен.

Но главная закавыка была в том, что я не понимал вообще, что со мной происходит. Я точно знал, что секс мне очень даже нравится, как и любому другому подростку. Когда мне было лет 12, в наш сельский клуб приехала какая-то девочка. Мы с ней весь вечер целовались и всё такое, а потом она сняла штаны и попросила заняться с ней сексом. Ну я сделал, что мог.

А еще как-то папа нанял нам няню, которая была значительно старше нас. Мы с Тони пытались ее уломать. Так что моя застенчивость не имела ничего общего с сексом. Я просто неловко чувствовал себя на вечеринках. А на людях говорить я вообще не мог. Не дай бог меня вызывали к доске в классе – караул!

Однажды мы с братом отправились в кемпинг. Так я позвонил матери и попросил забрать меня оттуда. «Я не хочу сидеть здесь в песке и грязи и есть консервы», – сказал я ей.

Когда она привезла меня домой, отец спросил: «Что ты нюни распустил? Почему ты оттуда уехал?». «Я не захотел там оставаться», – ответил я. И мама сказала: «Не хочет – так не хочет. Никто его не заставляет».

–-

Хорошая хоккейная экипировка дорого стоила. Первые коньки, которые мне купил папа, были 46-го размера, хотя я носил 39-й. Приходилось пар по 5-6 носков надевать, чтобы в них не утонуть. Папа не мог себе позволить покупать мне новые коньки слишком часто. Нога у меня всё равно росла, так что катался в том, что дали.

Мама приносила каталоги магазинов Sears и Eaton’s, и они служили нам щитками – мы приматывали их к голени веревкой.

Когда мне было лет 11-13, Энджело Бомбакко то и дело приглашал нас к себе в спортивный магазин и дарил клюшки и шайбы. Пару раз он мне даже краги подарил. Энджело такие подарки делал всем детям в округе. Совладелец его магазина ни о чем даже не догадывался. Вот такой он был парень.

В 14 лет я стал выступать в юниорской лиге. Город Су-Сент-Мари делился на микрорайоны. Мы с Тони играли за 7-й микрорайон. Но это уже после того, как мы не прошли в состав команды «Алгома Контракторс Блэкхокс». Ее спонсировал мой дядя, а занимался ей Энджело Бомбакко. И мы все равно не попали в состав.

Я этот просмотр никогда не забуду. Я прокатился-то всего круга два максимум. А если судить исключительно по катанию, то у меня были огромные проблемы. В 14 лет я был ростом 179 см, но совсем тощий – кожа да кости. Выглядел достаточно аляповато.

Катание вообще никогда не было моим козырем. Даже когда я уже играл в профессиональном хоккее, журналисты писали «Эспозито приходится одного и того же защитника дважды обыгрывать, пока он до ворот доедет». Со стороны казалось, что я медленно качусь. Но Горди Хоу вот тоже не был самым быстрым. А ты попробуй догони его! Это же нереально! Горди был просто великолепен.

Короче, в команду взяли Джимми «Щекастика» Санко, а нас с другими пацанами отправили на скамейку. Мы так на ней и просидели до конца тренировки. На лед нас больше не позвали.

Терри Мерфи – один из тренеров команды – подъехал к нам и объявил: «Извините, парни. Вы нам не подходите. Приходите через год».

Энджело мне потом сказал: «Ты не проходишь в состав». И это после того, как он добыл мне эту «форму С» с «Чикаго». Получается, что «Чикаго Блэкхокс» я интересен, а «Алгома Блэкхокс» – неинтересен. Я вообще не понял, как я не прошел в состав. Владелец компании – мой дядя. Мой отец там работает. А я в состав не прохожу?! До сих пор не могу успокоиться по этому поводу.

В общем, пришлось мне играть за 7-й микрорайон. У нас не было названия, потому что не было спонсора. Экипировку мы себе доставали сами. Тренировал нас Джонни «Клиппер» ЛяНош. Вместе со мной играли Бэнни Грэко и Ники Кучер. Мы вышли в плей-офф, но не смогли обыграть «Алгому».

Я помню матч против них. На улице шел снег, играли мы на «Мемориал Гарденс» – это крытый каток в Су-Сент-Мари. Игрок «Алгомы» Пол Крампетич бросил от красной линии и пробил Тони. В том матче они дважды забили от красной линии. Я был вне себе от бешенства. После игры я орал на Тони: «Ты че, слепой? Ты охренел? Как так можно?!».

Мы шли домой, везя нашу экипировку на санках, и я всю дорогу крыл его матом. Я орал: «Слепошара ты долбанная! Ты охренел?! Блин, ты реально слепой что ли?!». Мне за это стыдно и по сей день. Тони мне тогда слова не сказал.

Мы пришли домой, а я все никак не мог угомониться. Я рассказал о случившемся матери. Она сказала: «Надо бы Тони к врачу сводить – глазки показать».

И тут выяснилось, что он действительно практически слепой. Вблизи он еще видел, а вдалеке – вообще никак. С тех пор Тони играл в очках и в маске бейсбольного кэчера. И забить ему было нереально.

«Алгома» в итоге отправилась на чемпионат провинции Онтарио среди юношей. Им разрешили добавить в состав до пяти игроков, и Энджело Бомбакко выбрал Тони и меня. И мы были звездами этой команды. Тони и вовсе стал самым ценным игроком чемпионата. У Энджело есть альбом с моей фотографией с этого турнира. Под фотографией стоит подпись: «Фил Эспозито – скорее всего станет профессионалом».

Я удивился, когда это увидел, потому что мне раньше никто никогда таких слов не говорил. Безусловно, в прессе писали о долговязом и медленном, но очень талантливом Филе Эспозито. Я был, как Эммит Смит. Про него только и говорили, что он маленького роста и медленный – только и умеет, что тачдауны делать. 

Критика по поводу моего катания сошла на нет только после Суперсерии Канада – СССР 1972 года. До этого меня постоянно сравнивали с Бобби Халлом или Бобби Орром. А когда мы играли с Советским Союзом, на льду не было ни Халла, ни Орра. И ключевым игроком стал я. Но сколько же дерьма пришлось выслушать до той поры…

–- 

В 17 лет команда нашего района выиграл чемпионат Канады среди подростков. В команде были одни итальянцы. Пэт Нардини и Тони Эспозито были нашими вратарями. В защите играли Роджер Дезордо, Честер ДиПаули, Лу Нанне, Карло Лонгарини и Клэм Джиманатти. Я играл в тройке с «Щекастиком» Санко и Ричардом Лаховичем – каким макаром Лахович оказался в нашей команде, я до сих пор не пойму.

Во второй тройке играли Харви Барзанти, Лорн Гроссо и Джерри Бомбакко. Третья тройка – Донни Мускателло, «Пушистик» Пеззуто и Чаки Фрэйн. Тренировал нас Эбби Наккарато. Вторым тренером – Джон «Клиппер» ЛяНош. Менеджер команды – Энджело Бомбакко. Клюшки нам подавал Норман «Нерка» Чиотти. Одни итальянцы! И мы выиграли! Вот это была команда!

В финале мы обыграли «Оуэн Саунд» – еще одну команду из Онтарио. Мы выиграли оба матча со счетом 11:0. У нас была потрясающая команда. 20 парней из этой команды вполне могли бы играть в хоккей профессионально, но у многих не хватило смелости или не было возможности уехать из дома.

После последней игры сезона я всегда устраивал вечеринку у себя дома. Даже когда уже играл в НХЛ, я собирал у себя всю команду. Все выпивают по пиву-другому и выпускают пар.

В 1960-м году, когда мы стали чемпионами с «Алгомой», нам всем было больше 16 лет, и все были за рулем. Поэтому мой отец отобрал у всех ключи и сказал: «Ладно, немного пивка можете выпить, но за руль я сегодня никому не дам сесть».

У моей сестры есть фотография «Пушистика» Пеззуто, где он спит в выдвижном ящике шкафчика для одежды – он был совсем маленьким парнем. Еще один парень уснул у меня в шкафу, а еще один в ванной – и растолкать его было просто невозможно. Я и еще трое спали на моей кровати – все тоже в ноль. Мы все были в полнейшие дрова. Само собой нам там надо-то было по три пива, чтобы убраться в хлам. Отец никого не выпустил из дома. Все остались у нас на ночь, и мы прекрасно провели время.

«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие

«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление

«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Первая глава