«За 50 миллионов долларов ты будешь есть сырую рыбу. Даже если мне придется скрутить тебя». Двадцать пятая глава автобиографии Эспозито
Летом 1990 года мы по-прежнему слышали негатив со стороны лиги. Они только и твердили: «Мы не уверены, что хоккей приживется в Тампа-Бэй». Чтобы показать, насколько хоккей может быть популярен там, мы заплатили Санкт-Петербургу полмиллиона долларов за проведение выставочного матча на «Тандердоуме» между «Питтсбургом» с Марио Лемье и «Лос-Анджелесом» с Уэйном Гретцки. Билеты в первый ряд мы продавали по 99 долларов. Матч состоялся 28 сентября 1990 года. Мы даже напечатали наклейки с надписью «Хоккей. Теперь и в Тампа-Бэй».
Мы ни копейки на этом не заработали. За все платили из своего кармана, но зато у нас была мечта. Мы продвигали хоккей. Всем все было в удовольствие. Мы многих удивили, собрав почти 26 тысяч зрителей. Не уверен, что в Тампа-Бэй удалось бы создать команду НХЛ, если б не этот матч.
В октябре 1990 года Хенри Пол отправился в свадебное путешествие, и прямо посреди его медового месяца нам позвонили Прицкеры – сообщить, что они официально выходят из сделки.
Без Прицкеров у нас не было ничего. Теперь я не знал, как поступить. Я раздобыл 7 миллионов долларов, думая, что Прицкеры будут с нами, но это были копейки. А когда я вернулся в Нью-Йорк, дела пошли еще хуже. Мне позвонил Джим Мерфи – тот самый, который дал мне 100 тысяч.
Мерфи уволила компания, строившая отель «Ригал Рояль», поэтому он хотел получить назад свои 100 тысяч и еще 250 тысяч сверху, которые он помог нам поднять. Я был просто в шоке. Я не рассчитывал, что мне придется отдавать ему эти деньги. Позже он вызвал меня в суд из-за этих 250 тысяч, и я проиграл дело. Я крупно попал тогда.
В общем, у нас появились проблемы. Где мне было отыскать еще 43 миллиона? В Тампа-Бэй я не нашел ни одного инвестора, хоть и очень старался. Звонил то одному, то другому, писал письма пачками. Я встречался с представителями компании «Лайкс Митс». Они заработали на мясе миллионы, но про хоккей даже никогда не слышали. Старые толстосумы в Тампа-Бэй вообще об этом виде спорта ничего не знали. В 1990 году еще не было молодых людей, сколотивших состояние на технике – вроде Марка Кьюбана, владеющего «Даллас Маверикс», или Дэниэла Снайдера, которому принадлежат «Вашингтон Редскинс». Технологический бум только начинался, так что в Тампа-Бэй мне никого найти не удалось.
В итоге я получил деньги из Японии. И это получилось лишь потому, что я заметил бейсбольную биту в офисе Хенри Пола. На бите было написано «Nippon Ham Fighters».
– Кто такие «Ниппон Хэм Файтерс»? – спросил я.– Это команда Така Коджимы. Мы дружим с Таком. «Ниппон» значит «Япония». «Ниппон Мит Пэкерс» – одна из крупнейших мясоконсервных компаний в мире, – ответил Хенри.– Хенри, а как ты думаешь, мы можем встретиться с этим парнем? Может быть, он сможет нам помочь.
Хенри неохотно воспринял эту идею. Он был не из тех людей, которые просят деньги у друзей.
– Не знаю, – сказал он.– Звони ему. Звони прямо сейчас.– Я не хочу ему сейчас звонить. Он через пару недель сам приедет сюда.
«Хэм Файтерс» проводили той весной в Тампа-Бэй выставочный матч против «Нью-Йорк Янкис». Как только они приехали, мы с Хенри пригласили мистера Коджиму на ужин. Мы отвезли его к Санкоуст Доуму в Санкт-Петербурге, и показали, как мы поместили хоккейную коробку на бейсбольном стадионе. Мистер Коджима мало что знал о хоккее, но мы его заинтересовали. Он пригласил нас навестить его в Японии.
Он позвонил своему другу Масайоши Хидаке по прозвищу «Мак» – он был представителем «Хэм Файтерс» в Нью-Йорке. Мистер Хидака позвонил Дэвиду Лефевру – советнику компании «Ниппон Мит Пэкин». Лефевр был родом из Кливленда. Когда Джордж Стайнбреннер ушел из «Кливленда» и купил «Нью-Йорк Янкис» в 1973 году, Лефевр купил долю Гэйба Пола в клубе.
После того как Джон МакМаллен изрек свое сакраментальное «Нет ничего более эксклюзивного, чем быть партнером Джорджа Стайнбреннера», они с Лефевром купили «Хьюстон Астрос». Лефевр был партнером юридической конторы «Рид и Прист», и бабла у него было достаточно. Он был внуком промышленника Сайруса Итона.
Мы встретились с Лефевром в Нью-Йорке, в японском стэйкхаусе «Ля Сирена» на углу 51-й улицы и проспекта Мэдисон. Его владельцем был мистер Баба. Мы звали его Баба-сан. Мистер Баба был хоккейным фанатиком. Одним из блюд, что нам подавали в тот вечер, было фугу – это иглобрюхая рыба, которая ядовита, если повар ее приготовит неправильно. Я понятия не имел, чем нас кормили. Если б знал, то не уверен, что стал бы это есть. Еще нам подавали стейк, который готовили на раскаленном камне прямо на столе. Он был изумителен. Я туда потом стал часто ходить, и мы с мистером Бабой стали хорошими друзьями.
– У меня есть пара клиентов, которым может быть интересна ваша идея. Я так понимаю, вам ведь безразлично, что они японцы, – сказал Лефевр.– Да хоть ливанцы. Пусть хоть розовыми будут, хоть фиолетовыми. Покуда у них есть деньги – мне на все остальное плевать. Я хочу, чтобы дело было сделано. Я знаю, что смогу создать этот клуб.– Я постараюсь вам помочь.
Мы пообщались пару часов, обменялись номерами телефонов. Позже я сказал Мэлу:
– Если этот парень нам не поможет, то у нас проблемы. Что будем тогда делать?– Не знаю, Фил. Не знаю, старик.
–-
Через два дня Дэвид Лефевр позвонил. Он спросил нас с Мэлом:
– В командировку поедете?– В какую еще командировку?– В Японию.– Бл**ь, да я поеду хоть в Китай, хоть в Ливан, хоть в Японию. Мне абсолютно все равно. Мне плевать. Я куда хочешь поеду.– Думаете, НХЛ примет японцев?– Дэвид, за 50 миллионов долларов они кого угодно примут. Если они докажут, что у них есть деньги, не возникнет никаких проблем.
Мы должны были лететь с Мэлом и Хенри в Токио в ноябре 1990 года в районе Дня благодарения. Там нам надо было встретиться с большим поклонником хоккея, весьма состоятельным японцем мистером Цасуми. Мы еще прикалывались с Мэлом по этому поводу. Я говорил: «Отсоси мне». А он отвечал: «Не «отсоси мне», а Цасуми». «А звучит как «отсоси мне», – говорил я, и мы смеялись. Мы, кстати, так и не встретились с мистером Цасуми.
Приехав в Токио, мы сели в такси и отправились в отель «Империал». В Токио маленькие офисы, так что многие деловые встречи проходят в конференц-зале этого отеля. Люди приходят туда со своими напитками, и ведут переговоры.
Я пробыл в Токио две недели, и многое успел там увидеть. Мне очень понравился город. Разве что слишком уж часто приходилось есть сырую рыбу. Но раз у меня тогда не завелись глисты, то уже никогда не заведутся. Как-то вечером мы с Мэлом увидели МакДоналдс. Мы забежали туда и купили два Биг Мака по двадцать долларов за штуку. Нам было все равно: мы купили бы их, даже если б они и сто долларов стоили. Я был таким голодным, что съел тот бургер за три укуса.
Мэлу приходилось тяжелее, чем мне: он никак не мог разобраться с палочками. Ему их даже пробовали резинкой перетягивать, чтобы они не разъезжались. Он постоянно говорил: «Господи, ты только посмотри, как я ковыряюсь в этом дерьме».
Наше предложение заинтересовало две группы людей. Первую возглавлял Так Коджима из «Ниппон Хэм Файтерс». Оказалось, что отец Хенри Пола – Гэйб Пол – который был генеральным менеджером «Цинциннати», «Кливленда» и «Нью-Йорк Янкис», был закадычным другом Така. Они как раз через бейсбол и подружились. Мы пытались уговорить мистера Коджиму, чтобы его компания инвестировала в нашу хоккейную команду.
Вторым потенциальным инвестором был Йошио Накамура, у которого тоже имелись связи в бейсболе. Как мы узнали позже, он не любил Коджиму. Мы встречались с обеими сторонами: в один вечер с Коджимой, на следующий – с Накамурой.
Изначально мы планировали к семи миллионам долларов, которые у нас уже имелись, добавить еще 17 миллионов наличными, и взять кредит на оставшуюся сумму. Откровенно говоря, нам было нужно 55 миллионов, включая пять миллионов на покупку игроков и зарплату сотрудникам клуба.
Как-то Коджима повел нас в свой любимый ресторан. В центре зала стоял бассейн с живой рыбой, а вокруг него стояли официанты. Мы сидели у бара и пили саке, как вдруг Коджима сказал на своем ломанном английском:
– Выбери рыбу.
Я показал пальцем на рыбу длинной в фут (30,4 cм – прим. пер.). Я не имел ни малейшего понятия, что там за рыба в этом бассейне плавала. Мэл посмотрел на меня.
– Бл**ь, Мэл да выбери ты рыбу.– Хорошо. Я буду вот эту.
Официант выловил этих двух рыб, и положил их нам на тарелки. Рыбы извивались и бились о посуду. Затем официант вскрыл их ножом прямо на тарелке. Рыбы продолжали извиваться.
– Ни за что на свете, – сказал Мэл мне. – Я не буду это есть.– Мэл, за 50 миллионов долларов ты будешь есть сырую рыбу. Даже если для этого мне придется скрутить тебя, и лично запихнуть ее тебе в глотку.– Господи, помилуй. Господи, спаси и сохрани!
Он был таким смешным. Мэл съел рыбу и пошел в туалет. Я был уверен, что он пошел блевать. Он это отрицает, но я гарантирую, что так оно и было. Хенри же был тихоней. Выбрал рыбу, съел ее – и ни слова не сказал. Я тоже съел немного – сам не знаю как. Не стану врать, пару кусочков уронил я на пол. Слава богу, что они подавали рис. Мы там за две недели съели уйму риса. После того как мы покончили с рыбой, Коджима спросил:
– Хотите поехать в Гинзу?– Что такое Гинзу?– Увидите.
Это оказался ночной клуб, похожий на наши сигарные бары в Северной Америке, куда можно прийти, закурить сигару – и никто вам там слова не скажет по поводу дыма и запаха. Мы зашли, и увидели внутри маленькие шкафчики, где посетители хранили свои собственные бутылки со спиртным.
– Что пить будете? – спросил нас Коджима.– Я бы водки выпил.
На самом деле, я бы выпил пива, но там был только крепкий алкоголь.
– Водки – так водки, – сказал он, и налил мне какой-то коричневой жидкости, на вкус похожей на скотч. Я скотч терпеть не могу, но ничего не ответил, потому что у него больше ничего не было.
Там еще находился караоке-бар, и мы в нем были королями. Хенри подвыпил, и стал петь «Camptown Races» (популярная американская песня середины XIX века – прим. пер.). Вы бы видели лица японцев – на них застыл немой вопрос: «Че?». Затем я исполнил «New York, New York». Закончив петь, мы сели обратно на пол, а молоденькие девушки стояли на четвереньках и кормили нас виноградом.
Я очень хотел поехать в дом гейш. Я хотел, чтобы местные девушки ласкали меня своими маленькими ручками. Японцы рассказывали о том, как они это делают. «Так, ну погнали уже», – говорил я. Но мы туда так и не попали, потому что все время уходило на деловые переговоры. В течение десяти дней мы встречались с этими японцами утром и вечером, пытаясь выбить из них деньги. Каждый вечер мы ходили с ними на ужин, ели сырую рыбу и пили.
Я – торговец. Если я хорошо знаю свой товар, то могу его продать. А хоккей я не только знал, но еще и любил. Когда что-то любишь, это легко продавать. Так что если откинуть в сторону все подробности, то из Японии мы уехали, собрав почти 50 миллионов зеленых.
Главным инвестором должна была стать компания «Кокусай Грин», помимо прочего владевшая гольф-клубами в Японии. «Ниппон Хэм Файтерс» тоже были в деле, равно как и представители токийской телевизионной башни – точной копии Эйфелевой башни. Главной этой компании тоже был человек по имени Коджима.
Мы поднялись на башню, где мне рассказали, что эта же компания владела сетью горнолыжных курортов «Уайт-Фэйсд Маунтенс» в Вирджинии и Северной Каролине. Их интересы тоже представлял Лефевр. Это были хорошие люди. Там вообще все люди были хорошие. Они все произвели на меня потрясающее впечатление.
Я полетел домой, а Дэвид Лефевр задержался там еще на пять дней. «Мне тут еще надо кое-что закончить», – сказал он. Он должен был встретиться с представителями «Митсубиси», с которыми тоже сотрудничал, и обсудить с ними инвестиции в наш клуб. Он почему-то не хотел, чтобы мы присутствовали на переговорах. Но это не имело никакого значения, потому что он уже был частью нашей команды. В итоге «Митсубиси» отказались от сотрудничества, узнав, что в сделке будет участвовать «Кокусай Грин».
Вернувшись из Японии, Дэвид сказал нам, что сделка, похоже, состоится. Мы, конечно, обрадовались, но после истории с Прицкерами я уже ни в чем не был уверен.
Тем временем я слетал в Тампа-Бэй, и снял там квартиру. Донна оставалась в Бедфорде с Шерис и своими лошадьми. Хенри, Мэл и я договорились об аренде Выставочного павильона рядом с «Фэйрграундс», и начали подыскивать людей для работы в клубе.
В первый год я оплачивал все расходы – до копейки – из собственного кармана. На круг вышло где-то около 850 тысяч долларов – все мои сбережения. Я решил, что раз удалось найти деньги для создания клуба, то все потом окупится. Вот таким наивным я был тогда. Мое упорство привело к тому, что я создал команду, но ради этого пришлось пожертвовать браком. Да и деньги я так и не вернул. По крайней мере, большую их часть.
«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие
«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление
«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Глава 1
«Когда мне было лет 12, приехавшая в сельский клуб девочка попросила заняться с ней сексом». Глава 2
«Нашей школе не нужно всякое хоккейное отребье». Глава 3
«Фил, у меня проблемы: я поцеловался взасос – и теперь девушка беременна». Глава 4
«Я крикнул Горди Хоу: «А ведь был моим кумиром, сука ты е***ая». Глава 5
«Мы потрясающая команда, династия могла бы получиться, но вы двое все похерите!». Глава 6
«Как бы ты себя почувствовал, если б 15 тысяч человек назвали тебя ху***сом?». Глава 7
«Подбежала девушка, подняла платье, сняла трусы и бросила в нас». Глава 9
«Играть в хоккей – это лучше даже самого наилучшего секса». Глава 10
«Я был по уши влюблен в Донну и толком не помню тот финал Кубка Стэнли». Глава 11
«Игроки СССР ели и скупали джинсы. Третьяк больше всех скупил». Глава 12
«Любой из нас мог затащить русскую девушку в постель за плитку шоколада». Глава 13
«Дети просили: «Папочка, не уходи, пожалуйста, папа!». Было очень тяжело». Глава 14
«Я не понимаю, как русский вратарь Третьяк попал в Зал хоккейной славы». Глава 20
«Да, мне не хочется отдавать этих игроков, но зато у нас будет Мессье!». Глава 21
«Пока у меня есть дырка в жопе, хрена лысого я пущу русских к себе на арену!». Глава 22
«Ссыкло ты вонючее! Я с тобой еще поквитаюсь!». Глава 23
«Я поставил себе цель создать команду, и я ее создам!». Глава 24
Филу Эспозито надо на эстраде выступать со своим повествованием про жизнь.
за деньги.