22 мин.

«Игроки НФЛ должны думать, что они неуязвимы. Иначе их размажут по полю». Мемуары игрока НФЛ

alt

Блестящий Василий aka vasjuta практически в одиночку остается бороться с ленью и нехваткой времени. Спасибо ему большое.

Глава 10

Арбузные семечки (2007-2008)

- ОК, ребят, садитесь. Значит так. У них нет для нас никаких сюрпризов. Всё довольно просто. Но вы видите, как они накидываются на наших страхующих? Мы начнём с «задней подстраховки». Эдди, хорошо?

- Ага.

Я стою рядом с ресивером-новичком Эдди Ройалом в северной части раздевалки, пока Динжер верховодит у доски. Большой перерыв. Мы играем против «Чарджерс» на пятой неделе, прошло несколько недель после моего тачдауна. Сегодня я первый раз вышел в старте.

Но "стартовый состав" звучит красиво только на бумаге. Наша первая комбинация была в построении с двумя тайт-эндами. Тони всё ещё нездоров. Один розыгрыш – и я снова на бровке. Моя основная работа – это по-прежнему спецбригады.

Мы били кикофф на одном из последних розыгрышей первой половины матча, и перед самым свистком их джокер спецкоманд Кассим Осгуд врубил мне по плечу. Я упал вперёд на широко расставленные колени. Коснувшись земли, я почувствовал маленький щелчок в левой части паха.

- Разогрейтесь, когда вернётесь на поле. Становится холодно. Не хотелось бы, чтобы вы одубели.

Скотти О раздаёт советы, до которых мне нет дела. Я уже разогрет. Я отлично себя чувствую.

Вчера после собраний я опять встал в очередь за иглой – 60мл «Торадола», мощного антивоспалительного и болеутоляющего. Десять-пятнадцать наших парней полагаются на него каждую игру, физически и психологически. В течение недели мы живём в боли. Нам надо чувствовать себя хорошо в день игры, и на одном адреналине уже не выедешь.

Я выбегаю из туннеля, делаю пару глотков "Гэторейда" и занимаю своё место на кикофф второй половины матча. Мяч слетает с подставки, и мы вдесятером мчимся вперёд. На двадцати ярдах моего прямолинейного спринта снайпер откуда-то с верхотуры спускает курок и попадает точнёхонько в левую паховую мышцу, отделяя её от кости со звуком камешка, отскочившего от железных небесных врат. Дзынь!

(Однажды меня ударило током. В детстве в раздевалке нашего бассейна стоял автомат с "кока-колой", который раздербанили, и из него торчали провода. Какой-то пацан сказал, что если соединить тот красный с этим синим, что-то произойдёт. До меня никто не осмеливался. Я вышел, покрытый водой (защитой, как я решил), и соединил их. Дзынь! Моё тело застыло камертоном электрических разрядов.)

Хлопок скашивает мою левую ногу в сторону. Я хватаюсь за пах и скачу на одной ноге. Полный отказ системы, но ведь я по-прежнему нахожусь на поле в самый разгар розыгрыша! И у меня по-прежнему есть задание. Игрок, возвращающий мяч, избегает захвата и бежит через клин, прямо на меня. Во что бы то ни стало мне надо его остановить. Ведь на кону стоит кое-что. Гордость. Слава. И вся прочая подобная хрень. Когда ты так скачешь на линии пятидесяти ярдов, некоторые вещи видятся иначе. Первое - "Скотти О был прав, я должен был разогреться". Второе - "мне крышка". Третье - "кто-нибудь, пожалуйста, завалите его уже!"

Как раз в этот момент мой товарищ по команде цепляет негодяя, и тот тёпленьким падает в пяти ярдах от меня. Я разворачиваюсь и хромаю к бровке поля. У меня кружится голова, и я почти теряю сознание, добравшись до скамейки. Зрение мутнеет, сужается и фокусируется на возникающем передо мной Греке.

- Что случилось?

- Что-то щёлкнуло.

- Где?

- Здесь.

Я показываю на пах. 

- ОК, отдохни минуту и посмотрим.

- Ладно.

Я поворачиваюсь и медленно ухожу. С меня хватит.

Остаток игры я провожу на бровке, между ног у меня - пакет льда. После игры я отправляюсь домой с указанием вернуться утром следующего дня. Растяжение паховых мышц, так они считают. Ерунда. Моя сестра Кэрол и зять Джефф приехали на игру. Мы идём на ужин в бразильский шашлычный ресторан "Риоха" в центре города. Я хромаю и прыгаю между столов и стульев. Люди странно на меня смотрят. Я - тоже шашлык.

На следующее утро я продолжаю свой прыг-скок прямиком на базу. Внутренняя поверхность моего бедра и лобковая область сильно опухли. Я хожу аккуратно, медленно, не сгибая ног. Лёд и "стим", немедленно. "Стим" - электростимуляция - использует электрические заряды, пульсирующие через два положительных и два отрицательных провода, которые прикреплены к проводящим поверхностям, наклеенным на кожу в виде рамки вокруг поврежденной области. Машина включена, ток проходит сквозь плоть, стимулируя процесс восстановления. Мышца подёргивается в такт разрядам тока.

Реклама 18+

Поверх электрических пластин закреплён пакет льда - настоящая экспертная работа по форме и установке. Привязать пакет со льдом - это особое искусство. Нужно выпустить весь воздух, перекрутить и завязать пакет. Не должно быть кубиков льда - они не могут повторять конторы кожи. Вместо этого надо получить гальку и ледянную крошку, которые будут прилегать к поврежденной области и замораживать мышцу в пассивном пост-травматическом состоянии, останавливая опухоль замедлением притока крови и, внимание! - ускоряя оздоровительный процесс.

Сочетание электрического тока, проходящего через тело и предназначенного стимулировать поток крови, и сжимающего всё на свете пакета льда, который должен замедлять этот самый поток, может показаться противоречивым человеку, наделённому полномочиями рассуждать об этом. Но я не наделён.

В чём дело, Нэйт? Хочешь отдохнуть? Подождать, пока не станет лучше? Ха! Ты ничего не знаешь о человеческом организме. Нам надо ускорить восстановительный процесс! Естественная реакция твоего тела на травму неверна. Мы не можем ей доверять. Мы должны влиять на естественный процесс восстановления организма, подвергать его шоку, менять его температуру, доводить его до истощения, растягивать до точки отрыва, бомбить мощными противоспалительными и болеутоляющими, затем вновь шокировать и менять температуру, вызывать стресс и растяжение, пичкать таблетками. Потом - повторить. Так надо лечить тело человека, Нэйт. Логично?

Ещё лёд и "стим", и я еду на МРТ. Заполнив бумаги и удивившись, почему мне надо заполнять бумаги, я иду вслед за медсестрой в заднюю комнату, где вынимаю из карманов все металлические предметы. Затем она проводит меня в огромное абсолютно белое помещение и указывает на нечто, выглядещее как инопланетный кокон. Я скидываю шлёпанцы и медленно принимаю горизонтальное положение на кушетке. Она связывает мои ноги и протягивает наушники.

- Ты принёс с собой диск, который будешь слушать?

Нет, не принёс. Придётся довольствоваться радио. Она прощается так, как будто я ухожу в глубоководное плавание, и уходит из комнаты. Нажимает на кнопку, и кушетка задвигает меня в магнитный кокон. Её музыкальные предпочтения - довольно милый способ отвлечь моё внимание от того факта, что следующие сорок минут я проведу в аду, где молотки сатаны будут вбивать мой череп в пыль. Спиралевидные ударные волны с грохотом сходят с эвклидовых штормовых облаков, записывая эхо моего сердцебиения. Бум после одиночного взрыва; быстрее, затем медленнее, потом ещё быстрее, а теперь ещё быстрее. Наконец машина милостиво выключается. Меня пробирает дрожь, когда она вывозит меня назад к свету.

- Было не так уж ужасно, верно?

Я возвращаюсь на базу и заваливаюсь на массажный стол для новой порции льда и электричества. Процедурный зал пахнет стерильным запахом больницы - бальзамами, кремами, свежевыстиранными полотенцами и моющими средствами. Я ненавижу это просто потому, что знаю, что значит ощущать этот запах. Я снова травмирован.

Столы для процедур в два ряда занимают заднюю часть комнаты, спереди стоят столы для тейпирования и огромная стойка с всевозможными дарами для медицинского штаба: бинтами, мазями, повязками, ножницами, тампонами, резиновыми перчатками, пластырями, скальпелями, маникюрными ножничками. Всем, чем угодно. Раздевалка находится с другой стороны стены.

Я лежу на столе в дальнем углу с пакетом льдам, который вклинивается в мои причиндалы, электроды бегут по диагонали через мои тестикулы, выступая в роли электрического стула для сперматозоидов. Мы ждём врача команды, который должен приехать и оценить ситуацию. Как только приходят результаты МРТ, врач проводит встречу с тренером по физподготовке. Они обсуждают показания проверки, назначают лечение и ставят в известность главного тренера. После того, как достигнут консенсус, уведомляют и меня. Логично?

Результаты МРТ:

Полный разрыв высокой степени и отделение левых проксимальных длинной и короткой приводящих мышц, с дистальным сокращением и ~5см зазором в разрыве, с промежуточными отёком и кровоизлиянием. Растяжение соседних гребенчатой и наружной запирательной мышц, а также тонкой мышцы и её соединений.

Наблюдается проксимальный подколенный тендиноз средней степени и/или растяжение и рубцевание, с продольным истончением и возможным разрывом проксимальных глубоких полей в соединениях седалищного бугра на двусторонней основе.

Д-р Шлегель, партнёр Бублика, выходит из офиса Грека и подходит к моему столу с чудным покер-фейсом.

- Ну что, док?

- Смотри, в паху есть три мышцы, которые крепятся к тазу. МРТ показала, что две из них отделились от кости - длинная и короткая. Есть пятисантиметровое сокращение на этих мышцах, т.е. они оторваны и отошли от кости на пять сантиметров. Это значительный отрыв, но ещё одна мышца по-прежнему на месте, и некоторые волокна оторванных мышц соединены с тазом, наряду с этой мышцей. В свете всего этого мы думаем, что можно избежать операции.

- Ладно.

- Но это серьёзная травма, Нэйт. Дадим пару дней, чтобы отёк ушёл, и посмотрим ещё раз. Но мы, наверное, отправим тебя в Вэйл на процедуру, у нас с ней очень положительный опыт в последнее время. Грек тебе расскажет подробнее. В принципе, это инъекция твоей собственной крови, которая ускоряет восстановительный процесс. Это называется инъекция тромобоцито-насыщенной плазмы, ТНП. Очень эффективное лечение, особенно для атлетов. Но процесс реабилитации - восемь-десять недель.

Реклама 18+

- Я понял. Спасибо, док.

- Не за что. Отдыхай.

Док Шлегель уходит, я остаюсь. Выходит Грек и спрашивает, есть ли у меня какие-то вопросы по поводу того, что д-р Шлегель рассказал мне.

- Да нет, не особо. Он сказал, что может, я поеду в Вэйл. И сказал, что я в пролёте на два-три месяца. И сказал отдыхать.

- Ага, так и есть. Давай-ка ещё разок прогоним ток и лёд.

Восемь-десять недель - это декабрь. В командах НФЛ пятьдесят три игрока. Тренеры хотят, чтобы все пятьдесят три помогали команде побеждать - участвуя в тренировках, сидя на собраниях, выходя на игры. Если кто-то получает травму, они должны принять решение. Оставляем ли мы его в составе в надежде, что он поправится к сроку и будет играть до конца сезона? Или же заносим в список травмированных запасных, и дело с концом на этот год? Тогда освобождается место в составе, и кто-то здоровый может подписать контракт и сразу начать тренироваться. Травмированный запасной - это смертный приговор. Если ты в этом списке, твой сезон закончен.

На следующее утро я захожу в процедурный зал на костылях с членом размером с арбуз. Опухоль перешла на мои гениталии, запихнув их в противоположный угол паха. Сине-чёрные ленты вьются по всей поверхности бедра. Километровые цепи обмотаны вокруг моего таза, они перекручены, связаны и закреплены. Я бесполезен. Медицинский штаб приходит к тому же выводу - нет смысла торопиться с возвращением на поле. Грек сообщает мне, что я буду в списке травмированных запасных. Мой сезон завершён.

Как называется футболист, который не играет в футбол? Никак.

Утром в среду мы смотрим видео спецкоманд, и я наблюдаю свою травму на большом экране. Вот я бегу по полю. Однако мне кажется, что это не я и это не со мной. Я смотрю на видеоигру. Когда игрок в видеоигре внезапно останавливается и начинает скакать на одной ноге, я думаю - "какого чёрта?" Беги, твою мать! Беги, идиот!

Я ковыляю на несколько собраний в этот день, но вскоре понимаю, что в этом нет смысла. Я не буду играть - нет смысла готовиться. Кроме того, скачущий на костылях инвалид в зале совещаний - не самый приятный вид для парней, которым нужно концентрироваться на задании. Калека напоминает им об очевидном - ты находишься на расстоянии одного розыгрыша от такого исхода. Игроки НФЛ должны думать, что они неуязвимы. Иначе их размажут по полю. 

В среду я лежу бревном на столе, и тренеры подходят ко мне один за одним отдать свой последний долг. Они говорят мне держаться, упорно заниматься реабилитацией, и я буду как новенький. У них приглушенные голоса и мрачные лица. Это моя панихида. Они проходят, чтобы спастись самим. У них нет выбора. Я мёртв до апреля.

Реклама 18+

Костыляние доведено до совершенства в тихих коридорах, но отдаётся звонким эхом от плиток пустой душевой кабинки. Арбуз созревает в углу моего мужского начала. Спустя дней пять опухоль сходит настолько, что можно ехать в Вэйл делать ТНП инъекцию. Сара прилетает в середине недели и везёт нас наверх в горы, я извиваюсь на сиденье как помешаный.

Процедура назначена на утро. Мы приезжаем накануне вечером и заселяемся в "Зонненальп Резорт", оплаченный "Бронкос". Это на той же улице, что и элитная клиника "Стэдман-Хокинс", в центре прекрасного Вэйла. Отличное место для выздоровления. Я давно не видел Сару. И я рад наконец-то выбраться из дома и из Денвера. Номер в "Зонненальп" тоже классный. Как шале на горном курорте - просторный и уютный. У нас есть камин и огромное джакузи, и несмотря на мою недееспособность, я настроен использовать условия проживания по полной. 

Пока я лежу на кровати, она суетится вокруг меня, раскладывая вещи. Я хватаю её и кладу на себя. Целую в губы, моя рука скользит между её ног. Она протестует, видимо, пытаясь избавить меня от позора. Но я настойчив. Она возбуждает во мне такие страсти, которые даже арбуз не может унять. Она самое прекрасное создание на свете. Моё подсознательное знание того, что наши отношения не вечны, заставляет меня ценить её, пока мы вместе.

Мы аккуратно избавляемся от одежды. Она взгромождается на меня, вздрагивая лишь чуть-чуть при виде прогнившего плода. Но её касания инициируют чудодейственный приток крови. Сопротивляясь противоборствующим силам, мой доблестный воин встаёт, чтобы откозырять своей музе. Ценя этот жест, она благосклонно его принимает. 

Мы медленно извиваемся, но я ослабеваю. Я напоминаю себе о цели и пытаюсь очистить голову от мыслей. Страдания худших моментов жизни, самые глубокие боли, самые печальные дни бессилия и депрессии не могут сравниться с оргазмом. Но тело на теле, напор и объятие, чувственные толчки и нажатия, отвечающие за реальный акт любви, - всё это практически невозможно. 

Тем не менее моя непрелконная воля ведёт нас, и мы находим этот неуловимый ритм. Её кожу покрывает румянец, губы краснеют...  Я чувствую, как искра вспыхивает в глубинах её океана. Слабая, затем менее слабая волна, отворяющая врата её дремлющего желания, плавно направляется в нашу сторону. Я гребу навстречу ей. В замедленном темпе, покрытые сдуваемыми ветром простынями, мы вплываем в объятия друг друга одновременно с симфонией, подходящей к своему пику. В момент, когда финальный аккорд вот-вот унесётся в вечность, дирижёр роняет свою палочку, инструменты с грохотом падают на землю, и одинокий гобой выдавливает одну порхающую ноту. У-уф.

Реклама 18+

- У тебя получилось?

- Э-э... Кажется, да.

Арбузные семечки.

На следующее утро я вползаю в клинику "Стэдман-Хокинс", чтобы получить ТНП инъекцию. Мне дают больничный халат, и я вползаю на передвижную кушетку. Разумеется. моя медсестра - красотка. Один и тот же сценарий срабатывает каждый раз, когда у меня есть травма в районе гениталий. Чем более оскопительно и неловко моё повреждение, тем более привлекательна женщина, которая будет им заниматься. 

Она перетягивает мою руку и вставляет иглу. Им нужно дофига крови для этой процедуры. Одна пробирка, две пробирки, три, четыре - я сбиваюсь со счёта. Спустя много пробирок она вытаскивает иглу из-под тампона, надавливает и заклеивает пластырем.

Она уходит из комнаты с пробирками и возвращается с пакетом моей крови. Открывает большой круглый прибор, закрепляет пакет внутри, закрывает крышку и включает агрегат. Это центрифуга, пока она гудит и крутится, кровь разделяется на маленькие пакеты по краям прибора.

- Видишь вот этот? Похожий на мочу? Он нам не нужен. А вот этот тёмный, густой? Это хорошая штука. Ты только посмотри. Красота!

Она показывает пальцем на пакет.

- Это насыщенная тромбоцитами плазма. Это то, что вернётся назад в тебя.

Она указывает на мои яйца.

Спустя тридцать минут раздаётся щелчок, разделение закончено. Она забирает все пакеты и оставляет меня на кушетке считать отверстия в сетчатом потолке, задаваясь вопросом, смогу ли я выковырять одно из них и пробраться в вентиляционную шахту как Джон Макклейн в "Крепком орешке". 

Стреляй. В. Стекло.

Через пару часов ожидания наступает время самой инъекции. Из-за того, что повреждение находится в таком месте, мне дадут обезболивающее, говорит медсестра. Иначе это будет болезненно и неприятно. Для нас обоих, я так полагаю. Меня ввозят в операционную, я в испуге оглядываюсь по сторонам. Все эти люди - в масках. Зачем столько много людей? Зачем им маски? На мне нет маски! Где моя маска? И тут так холодно, так холодно...

Анестезиолог представляется и одним движением вставляет мне иглу в руку. Медсестра стягивает мой халат и протирает промежность алкоголем. Мне интересно, видит ли она мой пенис. У медсестер добрые глаза. Я ощущаю, как препараты поступают в мою кровь, скользя по венам и артериям. В то же время я чувствую, как струйка алкоголя поймала момент, побежала по желобку, и ударилась в линию деревьев в складке между ногой и промежностью. Гонка в разгаре. Мой взгляд затуманивается. Губы кажутся огромными. Уже не холодно, если не считать речки внизу, несущейся к огороженной топи. Медсестра по-матерински наблюдает за мной. Я закрываю глаза и сдаюсь во власть наркоза.

Реклама 18+

В коридоре по пути в палату я встречаю д-ра Марка Филиппона - специалиста по ТНП инъекциям, хирурга с мировым именем, прекрасного человека. Он по-прежнему в маске и одет в полное больничное облачение синего цвета. Его растрепанные светлые скандинавские волосы, выглядывающие из-под небесно-голубой шапочки, и блестящие голубые глаза оставляют яркий образ в моем затуманенном сознании.

- Всё прошло отлично, Нэйт. Просто здорово. Ты будешь в полном порядке через три недели. Теперь отдыхай. Всё, что ты можешь делать, - это отдыхать.

Я нахожу в себе силы на один-единственный вопрос прежде, чем линолеум длинного больничного коридора вновь разнесёт стук его ботинок, задающий ритм движению блондинистых кудрей.

- Вы передадите это Греку?

Следующим утром я опять на рабочем месте, вновь привязан к своему электрическому стулу. Моей единственной работой является реабилитация.

В 8:00 я запрыгиваю на стол.

В 12:00 я спрыгиваю и иду домой.

Четыре часа от и до незначительно разнятся день ото дня, но всегда следуют протоколу по лечению "разрыва паховых мышц"; нагрузка чуть варьируется в зависимости от моего самочувствия. 

Введённая плазма охватывает поврежденные сухожилия и "обнимает" их питательными веществами, образуя клейкий мостик, по которому оторванные мыщцы переходят, чтобы воссоединиться с костью, державшей их от рождения. Я сижу на столе и медитирую в течение нескольких часов электростимуляции и креотерапии, представляя ТНП в виде отряда благородных воинов, посланных спасти город от кровавого режима, навроде "Трёх Амиго". Мой порванный пах - Эль Гуапо.

Каждый день в полдень я иду домой, сажусь на диван и думаю. Всё. Сиди и думай. Ищи свой путь к Богу.

Иногда меня озаряют идеи по благоустройству дома. Я живу один в большом доме. Это мой дом! Я его купил! Я иду в хозтовары, покупаю все цвета малярной краски, которые у них есть, и занимаюсь стенной росписью в моей главной ванной комнате. В дело идут трафареты, акрилы, кисточки и масло. Стены - мой холст. И мои мишени. На следующий день я бросаю в них кухонные ножи. Через день я сдираю сосновые шишки со стропил - готовлюсь к снежному сезону. Читаю первые тридцать страниц множества книг. Я не могу сосредоточиться. Раз в неделю я беру уроки игры на гитаре в Болдере у кантри-гитариста по имени Брэд. Это заставляет меня выйти из дома и сделать что-то полезное. Я пишу пару песен, пару стихотворений. Я веду дневник, который кровоточит, когда я его открываю.

Медиацентр в моей гостиной встроен в стену примерно на три фута в глубину, шестидюймовая толстая полка делит нишу надвое. Иногда я ставлю телевизор внизу, иногда переставляю наверх. Но на самом деле я хочу, чтобы он был по центру! Эта грёбанная полка - отстой. Но она замурована в чёртов дом! Однажды после процедур я захожу в магазин и покупаю всё необходимое для её разрушения - кучу ножовок, электропилу, кувалду, лом и шлифовальный диск. Прихожу домой и крушу свою гостиную. После этого на всей мебели красуется слой пыли. Зато телевизор гордо сидит на своём законном месте, окруженный разодранными стенами с торчащими проводами и оголенными балками.

Реклама 18+

Травма также даёт мне больше времени проводить дома в отслеживании передвижений недавно въехавшей мышинной семьи. Однажды вечером, после приёма одного не предписанного протоколом лекарственного препарата растительного происхождения, я навожу на кухне порядок. Наверху горит единственная лампочка. Я поднимаю кастрюлю, как вдруг мышь  просвистывает мимо меня через стол. Я выпрыгиваю из шлёпанцев, бьюсь головой о потолок и лунной походкой направляюсь в кладовку. Там я обследую территорию и нахожу кучку экскрементов в углу. Я не удивлен, так как частенько справляю там нужду. Но в противоположном углу кладовки лежит куча куда меньших какашек. Мыши! На следующий день во время процедур я с трудом сдерживаю себя. Я пересказываю мышинную историю всем и каждому в зале. После упражнений я иду в тот же магазин товаров для дома. Меня уже знают.

- Как прошёл демонтаж?

- Нормально. Меня уже это мало волнует. У меня завелись мыши.

- Мыши?

Его глаза загораются.

- Идём!

Он ведёт меня к проходу, заставленному от пола до потолка замысловатыми орудиями убийства: мышеловками, ловушками на клее, ловушками с защёлкой, гранулами с ядом, ядовитой смесью, ядовитым соком, ядовитым ядом. Я выбираю традиционную откидную мышеловку. Мышка была небольшой. Ага, должно сработать. Я плачу за покупки и несусь домой. Я так взбудоражен, что почти не замечаю свою депрессию.

Я ставлю одну ловушку рядом с маленькой кучкой экскрементов, а остальные расставляю по кухне. Затем я выхожу из дома, чтобы вызвать ангела смерти. Когда спустя несколько часов я переступаю порог дома, меня обдувает холодным ветром. Мёртвый грызун лежит на кухонном полу. Он умер от разрыва сердца/шеи. Я ставлю еще одну мышеловку в том же месте, зная, что его невеста придёт отдать ему последние почести. Проснувшись утром, я обнаруживаю, что мышеловка исчезла. Я нахожу её под посудомоечной машиной. Эта стерва попалась и утащила себя под машину, где стряхнула ловушку и исчезла в ночи. Неплохо, Минни, совсем неплохо.

Начиная с того дня я сижу на кухне каждую ночь с воздушным ружьём и очками ночного видения, высматривая, нет ли новых гостей. Я вымочил пули "воздушки" в ядовитом соке. Не позволю какой-то обычной полевой мыши сделать из меня дурака. В конечном итоге я ловлю всех пятерых и затыкаю все их входы, которые обнаруживаю на обоих углах гаражной двери. Я чувствую себя триумфатором в моём Королевстве Одиночества.

Вне дома я - ходячая тень, прокрадывающаяся туда и обратно, чтобы никто меня не видел, чтобы мне ни с кем не надо было говорить. На базе я - образец трудолюбия. Мне достаётся звание "работник месяца" дважды подряд. Наш звёздный центр Том Нэлен травмировался в той же игре, что и я, и нас поместили в список травмированных запасных в один день. Его времяпрепровождение на базе зеркально моему. Но у него это четырнадцатый сезон в НФЛ. Он - клей, на котором держится линия нападения, на которой держится выносная игра, на которой держится всё нападение. Без Тома мы не можем найти ритм весь сезон.

Реклама 18+

Единственное утешение в моей травме - это шанс, который получил из-за неё мой друг и коллега по амплуа, тайт-энд Чэд Мастард. Он играл за нас в прошлом сезоне. Двухметровый бывший баскетболист с быстрыми ногами и большим сердцем. Он - здоровый бугай, настолько здоровый, что когда была нехватка тэклов нападения, Чэду дали новый номер и воткнули его рядом с гардом. Давай, Чэд. Он делает на футбольном поле всё, что его просят. И он умеет делать почти всё. Чем больше ты умеешь делать, тем больше тебя просят делать. Но после того, как мы подписали в межсезонье Дэниэля Грэма, Чэда вытиснули из состава. Он вернулся в Небраску со своей женой и начал работать замещающим учителем. Когда я получил травму, позвонили Чэду, и он прилетел назад в Денвер. Ему даже достался тот же шкафчик, рядом с Тони и С.А.

Мы заканчиваем сезон с показателем 7-9 и не попадаем в плейофф второй год подряд. Это наш первый отрицательный баланс побед-поражений с 1999 года. После последней игры я получаю чистый бюллетень о здоровье. В межсезонье я становлюсь неограниченно свободным агентом в первый раз в карьере. Это значит, что я могу прощупать рынок, если хочу. Но Райан говорит, что "Бронкос" хотят меня переподписать. Коуч Шэнахан был очень добр ко мне все эти годы. Нет причины уходить. К тому же, скорее всего, не будет слишком много желающих. Я андерсайз для тайт-энда, и у меня проблемы со здоровьем. Сам факт того, что они готовы на новое соглашение несмотря на мою недавнюю травму, - это отличный знак, который мы не должны игнорировать.

Мы начинаем переговоры в первый день открытия рынка свободных агентов. На деле это значит, что Райан и Брюс начинают переговоры с Тедом и его командой. Райан хочет добиться для меня гарантированных денег авансом в виде подписного бонуса и внести пару адекватных пунктов договора на случай, если я нахватаю дохрена передач и тачдаунов. Давай, приятель, я - "за"! Получи всё, что ты можешь получить. Моя жизнь - боль. А боль - это слава. А слава - это деньги.

Райан держит меня в курсе дела. Они договариваются об этом, они обсуждают то. Они рассматривают то, они оценивают это. В конце концов он звонит мне и говорит, что, кажется, сделка готова. Это контракт на два года с минимальным окладом, установленным лигой для игроков шестого и седьмого года, плюс $425,000 подписной бонус, бонус за попадание в состав, бонус за тренировки и куча условных бонусов на случай выдающихся показателей в сезоне. Круто, отвечаю я. В основном я имею в виду $425,000 прямо сейчас. Гарантированные деньги - это самое главное в НФЛ в наши дни. Как мы уже знаем, никто не застрахован. Я могу подписать контракт на пять лет и 50 миллионов, быть отчисленным на следующий день и не получить ни гроша. Только если мне не дают аванс. Гарантированные деньги - это уже заработанные деньги. Я отвечаю - да, да, и да. Подписываем.

Реклама 18+

Две недели спустя Теда хлопают по плечу и увольняют с поста генерального менеджера. Не только игроки спят с одним открытым глазом. Таков удел всех людей в этом здании.

За неделю до возобновления тренировок я еду в Лос-Анжелес на турнир по гольфу "Плейбоя", туда, где полуголые девицы, стоящие вниз головой на пивных бочках, - это условие соревнований. Перед тем, как Джек ушёл из футбола, он свёл меня с людьми из "Плейбоя". Теперь я получаю приглашения на мероприятия, на которые раньше мне приходилось проныривать. На каждой лунке от шести до восьми девушек. В начале дня, расслабляясь под деревьями и переписываясь по телефону, они предсказуемо лишены энтузиазма. Но как только выпивка начинает литься, а пустые обещания - выстреливаться через хорошо отрепетированные кольца сигарного дыма, их души начинают петь, и стартует веселье. У каждой лунки теперь новая группа босоногих пьяных девиц, делающих "колесо".

Настоящие "Плейбой"-девушки таким не занимаются. Для них это пройденный этап. Вместо этого они разъезжают на гольф-карах и позируют для фотографий с четвёртками игроков. На протяжении многих лет я получал удовольствие от общения с журналами "Плейбой". Я подружился со страницами. Они составляли мне компанию бессонными ночами. Посему я ощущаю сюрреалистичный удар по мошонке, когда загнав шар с десяти футов, я достаю его из лунки, и, поднимая взгляд, вижу знакомый силуэт, направляющийся в мою сторону. Солнечный свет выделяет контур её чёрных волос и прямого белого платья, плотно прилегающего к формам песочных часов, отсчитывающих не время, а вечность. Она останавливается, заслоняя собой солнце, и оборачивается посмотреть назад. В это мгновение луч света проходит через фиолетовый драгоценный камень, висящий у неё на шее. Погодите, я знаю этот камень! Это же Хироми, моя попутчица из Германии. На ней аметист, который я проносил через двери своего сознания в моих джетлег-галлюцинациях. Я не говорю ей, что мы знакомы много лет. Мне можно.