10 мин.

«Вы, кавказцы, знаете русский по Толстому и Тургеневу». Комментатор, которого не хватает

Денис Романцов – о Котэ Махарадзе

Он долго отказывался отмечать 75-летие на театральной сцене, но жена, актриса Софико Чиаурели убедила: надо, надо – нужен большой зал, иначе не вместить всех друзей. В середине вечера, когда актер Мурман Джинория читал со сцены стихи Галактиона Табидзе, Софико показала мужу: звонят на мобильный. Тот отмахнулся: не сейчас. «Вы не могли бы подождать две минуты?» – попросила Софико. Когда Джинория закончил, она поднесла мужу телефон. Махарадзе услышал: «Котэ, я помню ваш репортаж с матча «Динамо» – «Зенит» в 1957 году». – «Не может быть. Этого просто не может быть». – «Но я же спортсмен... Вы знаете, что в Москве вас очень любят?» Махарадзе промолчал. «Мы еще надеемся не раз услышать ваш приятный голос», – сказал напоследок президент России. Десятью минутами ранее Константина Ивановича поздравил и президент Украины Кучма. По его приглашению Махарадзе весной 2000-го комментировал матч киевского «Динамо» с «Баварией» в Лиге чемпионов. 

«Когда я вошел в ложу прессы, ко мне подскочили две девочки с предложением угадать результат, – рассказывал Махарадзе журналисту Дмитрию Гордону. – Да как я могу угадать? Но они настояли, и я ответил: «2:0 в пользу киевлян». – «Кто же забьет?» Чтоб избавиться от красивых, но назойливых девушек, я сказал: «Первый забьет Каладзе. Второй – Деметрадзе». Так и вышло. 

С тогдашним тренером киевского «Динамо» Валерием Лобановским Махарадзе сблизился на чемпионате мира 1986 года. Котэ отработал первый матч турнира, в котором наша сборная разнесла Венгрию 6:0, и Лобановский предложил пропустить по стаканчику: «Он сказал мне: «Сейчас полезно пить водку». – «Почему, Валерий Васильевич?» – «После Чернобыля надо выдворять стронций из организма». Ну, я и выдворял».

На излете восьмидесятых провожали из футбола форварда той сборной Олега Блохина. Блохин попросил, чтобы матч со сборной мира комментировал Котэ Махарадзе, а на банкете подарил тому одну из семи своих медалей чемпиона СССР. Спустя десять лет Махарадзе констатировал: «Наш футбол умер. Как я могу любить футбол, где тбилисское «Динамо» десять лет не играет с киевским? Как я могу любить футбол, где у меня отнято наслаждение победы над московским «Спартаком?» 

Мама Константина Ивановича заведовала в Тбилиси школьной библиотекой. Папа, отслужив в молодости в императорской армии, работал экономистом. Жили в центре Тбилиси, на площади Руставели, рядом с оперным театром. В его хореографическую студию Махарадзе попал в семь лет, в дипломном спектакле исполнил две роли в делибовской «Капелии», но бросил балет и ринулся в театральный институт, вдохновившись выступлениями мхатовцев, Немировича-Данченко, Качалова и Книппер-Чеховой, эвакуированных в Тбилиси зимой 1942-го. Однажды, заслушавшись стихами Есенина и Блока в исполнении Василия Качалова, Махарадзе забыл про комендантский час и загремел на ночь в отделение милиции. «Задержанных было так много, что нас долго размещали – почти до утра, переводя под конвоем из отдела в отдел, из одного района Тбилиси в другой», – вспоминал он в своей книге «Репортаж без микрофона».

В школе Махарадзе занимался баскетболом, стал мастером спорта, а к футболу был равнодушен настолько, что это возмущало его маму. Она повела его на матч «Динамо» с ереванским «Спартаком» – смотреть на форварда Бориса Пайчадзе, который как раз в том году приехал в Тбилиси из Поти. Пайчадзе возник на поле во втором тайме, но успел забить несколько мячей, и «Динамо» победило 4:1. Махарадзе познакомился с Пайчадзе только через двадцать лет, когда тот перестал уже не только играть, но и тренировать. Нагрянув в Москву, Котэ и его друг Нодар решили проникнуть на товарищеский матч с чемпионами мира, сборной ФРГ. «Динамо» тогда вмещало 54 тысячи зрителей, но о покупке билетов трудно было и мечтать. Спасла случайность: Котэ и Нодар увидели Пайчадзе у гостиницы «Москва» и осмелились завязать разговор. Спрашивать напрямую робели, но Пайчадзе и сам догадался, зачем к нему привязались два парня из Тбилиси – артист и искусствовед, – и подарил им два билета на северную трибуну. Наши выиграли 3:2 благодаря голам игроков «Спартака» Паршина, Масленкина и Ильина. 

Реклама 18+

Спустя два года Махарадзе комментировал матч американских баскетболистов, приехавших в Тбилиси, а уже через неделю дебютировал на футболе, в той самой игре «Динамо» – «Зенит», которую выделил один ленинградский спортсмен (Махарадзе комментировал ее по-грузински на тбилисском радио). Три года Махарадзе работал для грузинской аудитории, рассказывая не только о спорте, но и об открытиях метро, газопровода и атомного реактора. Он ездил с тбилисским «Динамо» и на выездные игры, и в 1960-м, когда Вадим Синявский не вышел на связь из Ташкента, по просьбе Николая Озерова отработал матч «Пахтакор» – «Динамо» на всю страну.  

Махарадзе совмещал бурную телекарьеру со съемкам в кино и игрой в театре Руставели, где исполнял роли шекспировского Петруччио и Хиггинса в «Пигмалионе». Переутомление привело к обширному инфаркту миокарда зимой 1965-го. «Нельзя так много играть в театре, читать лекции в институте, вести репортажи, сниматься, писать… Нельзя! Потому что рано уходить из жизни в 38 лет, ничего в сущности не сделав, ничего не достигнув и, как выясняется, ничему не научившись».

Махарадзе признавался: сильнее, чем после инфаркта, сердце болело весной 81-го. Разбив дома «Фейенорд» 3:0, «Динамо» в Роттердаме пропустило два мяча. Австрийский судья Верер отменил три гола «Динамо» и добавил к основному времени восемь минут. Махарадзе отработал из Голландии нервно и зло («Сколько же мячей надо забивать динамовцам, чтобы им засчитали хоть один?!» – прогремел он в прямом эфире), а дома узнал, что грузинское руководство попросило отправить на финальную игру в Дюссельдорф кого-то из московских комментаторов. Кого угодно, но не Махарадзе. «Жизнь кончена, прошла мимо. Немыслимый финал… Казалось, сердце вот-вот разорвется, лопнет. За двое суток я осунулся, сгорбился, ослабел».

За Махарадзе вступились, он приехал в Дюссельдорф и через несколько минут после победного гола Дараселии, когда грянул финальный свисток, произнес: «Представляю, что сейчас творится в Тбилиси! Ликует древняя столица Грузии! Большая удача грузинских футболистов... Большая победа советского футбола». На следующий день репортаж повторили, но фразу про ликование древней столицы Грузии на всякий случай вырезали. Не хватало еще, чтоб Махарадзе второй день подряд вывел людей на улицы.

После игры Котэ дозвонился домой. Трубку взяла теща, актриса Верико Анджапаридзе. «А где моя жена?» – «Твоя жена умчалась праздновать. Это ты виноват. Ты же сказал, что Тбилиси будет ликовать, вот она и ликует. Но как ты здорово четыре кричал: «Г-о-о-ол!» – «Нет. Три раза, Верико». – «Не учи меня. Четыре раза».  

«Тебя вот все хвалят за твой русский, несмотря на акцент», – говорил ему вскоре после Дюссельдорфа режиссер Юрий Озеров, брат знаменитого комментатора. – «Я говорю как умею», – отвечал Махарадзе. – «Нет, все твои коллеги – Маслаченко, Перетурин – говорят на московском сленге. А вы, кавказцы, русский знаете по литературе. По Толстому, по Тургеневу». 

С женой, Софико Чиаурели

Махарадзе и Чиаурели жили в доме родителей Софико, Верико Анджапаридзе и обладателя спецприза Венецианского кинофестиваля 1946 года Михаила Чиаурели. Впервые поцеловав Верико на горе Раздумий, Михаил пообещал построить на том месте их общий дом и сдержал слово. В том доме гостили Тонино Гуэрра, Владимир Немирович-Данченко и Михаил Чехов. Там же Котэ Махарадзе открыл театр, куда бесплатно пускал слепых и глухонемых.

«В конце восьмидесятых Котэ превратил этот дом в музей Верико Анджапаридзе и одновременно в Театр одного актера, – рассказывал в книге «Репортаж без микрофона» Олег Басилашвили, который познакомился с Махарадзе на съемках сериала «Противостояние». – Он сделал в большой гостиной подобие сцены с перилами и давал спектакли. В конце восьмидесятых Махарадзе практически перестал работать на телевидении. Видимо, кто-то очень хотел занять его место, а может, была и какая-то другая причина этому, я не знаю. Так или иначе, миллионы болельщиков, и я в том числе, были его исчезновением из эфира страшно огорчены. Но начальству было абсолютно наплевать на народ, впрочем, как и сейчас. И Котэ придумал себе отдушину, и занимался этим своим театром, и говорят, очень успешно. Он нашел в себе силы – уже в немолодом возрасте – начать какой-то новый этап профессиональной жизни. Он всегда был готов к работе и все время ее искал».

Реклама 18+

В 1990, после тридцати лет на советском телевидении, Махарадзе получил извещение о том, что на чемпионате мира в Италии его планируют использовать в качестве резервного комментатора – на случай болезни или отключения кого-то из основных. «Зачем? Не знаю, возможно, чтобы поиздеваться, – говорил Махарадзе в интервью «Прессболу». – Я для себя решил: в резервных я никогда и ни у кого ходить не буду. С тех пор он не комментировал регулярно, вплотную занявшись своим театром, и вел репортажи только по исключительным случаям – например, когда Ринат Дасаев пригласил его на свой прощальный матч в 1998 году. В тот день я впервые услышал комментарий Махарадзе в прямом эфире. 

Встреча с актером Василием Лановым на матче Грузия – Россия в 2002 году

За год до того матча Махарадзе услышал от врачей: «У вас большая аневризма. Если разорвется – это смерть. Вы можете прожить с ней двадцать лет, а можете прийти домой, посмотреть телевизор – и мгновенно умереть». «Как раз тогда в Тбилиси гостил Кобзон со своим оркестром, – вспоминал Махарадзе в интервью газете «Факты». – В один прекрасный вечер Иосиф Давыдович пришел навестить меня. Гости исполняли песни одну за другой. Пел, естественно, и Иосиф. Мне было приятно, но очень грустно. Я чувствовал себя, как герой фильма Данелия «Не горюй!», который устроил перед смертью поминки по себе, пригласил друзей, и они танцевали, пили и пели. Кобзон, однако, почувствовал каким-то седьмым чувством мое настроение, спросил у Софико, что случилось. Жена рассказала, добавив, что денег на операцию в нашей семье нет. Тогда Кобзон закричал мне через весь стол: «Котэ, не горюй, у тебя есть друзья!» А потом так же громко спросил у Кикалейшвили (это, если так можно сказать, «новый русский грузин», крупный московский предприниматель): «Анзор, хватит у нас денег на операцию для Котэ?» – «Для Котэ хватит!», –  ответил Анзор. Они оплатили половину стоимости, вторую пожертвовал фонд Шеварднадзе». В Лондоне Константину Ивановичу установили искусственную аорту, а перед операцией один из врачей спросил его: «Вы не из той ли страны, где родился Георгий Кинкладзе?» – «Да, из той».

Осенью 2002-го, через несколько часов после того, как на матче Грузия – Россия погас свет и игру отменили, у Махарадзе случился инсульт. Он впал в кому и 19 декабря умер от сердечного приступа.  «Как-то мы с Софико возвращались из Чехословакии с ретроспективного показа фильмов с ее участием, – вспоминал Махарадзе в своей книге. – Вместе с нами летела сборная СССР по хоккею. В самолете мы оказались рядом со старшим тренером команды Виктором Тихоновым. Познакомились, и он попросил меня сделать несколько хоккейных репортажей. Я улыбнулся и, указывая на жену, ответил, что разбираюсь в хоккее примерно так же, как она. И тут Виктор сказал удивительную вещь,: «Зато репортаж будет добрым». 

Реклама 18+

«Когда звучал мой первый репортаж, я под стол залезла». Судьба первой женщины-комментатора

«Рассказал в репортаже про эротические журналы. Брежневу понравилось». Пережить войну и стать комментатором

Фото: РИА Новости/Юрий Сомов, Рухкян, Владимир Федоренко