«В 1972-м приехали русские – такой игры мы не видели никогда». Интервью Уэйна Гретцки – про 99-й номер, «Эдмонтон» 80-х и обмен в «Лос-Анджелес»
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел две огненных автобиографии – Фила Эспозито и Шона Эйври, очень умную книгу про хоккейную аналитику, книгу о молодежном хоккее с кучей интересных историй, а еще периодически выкладывает расшифровки самого крутого хоккейного подкаста. Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы крутые переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
Давненько мы с вами не виделись. У этого поста длинный путь. Потому что интервью Уэйна Гретцки подкасту Spittin’ Chiclets вышло еще в апреле – тогда же я и сел за его перевод. Однако где-то на середине у меня пропало всякое желание его доделывать. Очень трудно заставить себя заниматься хобби (а блог для меня – это чистой воды хобби), когда вокруг вот это вот все. Но потом хоккей и графомания все равно взяли свое.
Скажу честно, Гретцки далеко не самый интересный герой для интервью (хотя казалось бы). Но Spittin’ Chiclets могут разговорить любого, а потому интервью получилось интересным и характерно живым. К тому же блог надо как-то воскрешать, а большое интервью с Гретцки станет отличным трамплином в новую книжку. Вы же не думали, что у меня книжки для вас закончились?
В скором времени начнется публикация книги Эда Уиллиса «Гретцки На Лемье», в которой рассказывается про Кубок Канады-1987 – любимый турнир многих. Более подробно пока ничего сказать не могу – еще сам не определился с графиком публикаций. Может быть, перед первой главой еще пару подкастов впихну – пока не решил.
Ну а пока разгребайте время под лонгрид. Гретцки рассказывает, откуда у него 99-й номер и шлем Jofa, как он чуть не оказался в «Детройте», как создавался великий «Эдмонтон» 80-х, о встрече с Энди Уорхолом и много другом. Напоминаю, если вам нужны автобиографии Шона Эйври и Фила Эспозито в формате EPUB, а также другие книжки, напишите мне здесь – в личку на Sports.ru.
Если хочется помочь проекту материально, то внизу есть номер нашей карты.
Дальше – слово Полу «Бизу» Биссоннетту, Райану «Уиту» Уитни и РА (Rear Admiral или Контр-Адмирал – это прозвище Брайана Макгонагала, со-ведущего подкаста). Впереди километры букв. Читайте на свой страх и риск.
Биз: Ну че, ребят, мы это сделали. Мы поймали Белого Кита! (отсылка к культовому роману Германа Мелвилла «Моби Дик» – прим. пер.).
Уит: Попался!
(все смеются)
Биз: Связали его и держим в заложниках в гостиничном номере. А если серьезно, Уэйн, спасибо тебе за то, что щедро согласился уделить нам время. Я очень рад, что мне посчастливилось работать с тобой на телеканале TNT. Ну и ребятам из подкаста Spittin’ Chiclets я тоже благодарен – ведь без них я бы, наверное, не то что не работал бы с тобой, но мы б даже никогда и не встретились.
Итак – у нас в гостях Великий. Мы обычно начинаем с перечня достижений, но мне кажется, что в твоем случае нам пришлось бы убить на это половину запланированного времени.
Уит: А у нас в распоряжении всего-то час.
РА: Иначе на рейс домой не успеем.
Гретцки: Судя по началу, мы тут года на полтора собрались.
(все смеются)
Биз: В общем, спасибо, что пришел. У нас в Spittin’ Chiclets такая тема – мы начинаем с самых истоков. Так что первый вопрос – с чего вообще началась твоя прекрасная карьера?
Гретцки: Ну, во-первых, спасибо, что позвали. У меня с соцсетями так себе отношения. Для меня это все еще сложновато. А вот дети мои в вас души не чают. Я дома только и слышу, что про Spittin’ Chiclets. Они считают, что участие в вашем подкасте – это большая честь для всей нашей семьи. Так что я рад.
Ну а начинал я, как и все в Канаде. Все же с детства уже в коньках и с клюшкой наперевес. Все играют просто потому, что любят хоккей. В этом плане я ничем не отличался от других канадских ребят, которые любят хоккей. Я начал играть еще совсем ребенком. Первые коньки от дяди достались – донашивал за ним. Так все и завертелось. Это лучшая игра на свете, а мне повезло, что меня к ней тянуло со всей страстью.
Биз: Сколько тебе было лет, когда ты вышел на каток на заднем дворике? Ты же там начинал?
Гретцки: Два с половиной. Только это был не совсем каток. У дедушки с бабушкой речка через участок проходила – они в Онтарио жили, прям рядом с Брентфордом. Так вот у них через задний дворик речушка протекала. Зимой она замерзала. На ней я и начинал. Но мы к ним только на выходные ездили. Потому что в будни мой отец работал в телефонной компании с восьми до пяти. А вот по субботам и воскресеньям я все время проводил на льду.
Потом отец стал водить меня по местным паркам, где были установлены коробки. Каток же нашем заднем дворике отец, по его словам, построил из необходимости. Так он мог наблюдать за мной из кухни, а не мерзнуть на улице. (Биз смеется)
Гретцки: В общем, каток отец построил, когда мне было уже четыре или пять. Меня до сих пор веселит одна история, которую мама рассказывала. Подходит к ней отец в начале декабря и говорит, мол, Филлис, съезди в хозяйственный за головкой для садового шланга. А мама ему говорит: «Езжай-ка ты сам за своей головкой. Не хочу, чтобы на меня смотрели, как на дуру, которая посреди зимы поехала головку для садового шланга покупать.
(Все смеются)
Гретцки: В магазине потом уже специально стали откладывать головку для отца – знали, что он приедет за ней где-нибудь в начале декабря. Он включал полив на ночь и таким образом строил каток.
Биз: У меня тут как раз подходящая цитата есть. «Мой талант – это не божий дар. Это дар Уолли» (имеется ввиду Уолтер Гретцки – прим. пер.). Уверен, что твоя карьера – это, прежде всего, заслуга твоего отца.
Гретцки: Он вообще был удивительный человек. Он любил хоккей. Любил детей. У нас в городе проводились два детских турнира, где мальчишки и девчонки вместе играли. Каждый длился дня три. Так вот он приходил на арену и сидел там с восьми утра до восьми вечера.
Пару лет назад он заболел, и я приехал его навестить сразу после Рождества. Я ему говорю, ты, мол, отдыхай, а я и на каток схожу и вообще возьму на себя твои дела. Он сильно болел и не мог выйти из дома. В общем, пошел на арену. А потом братьям говорю: «Ничего себе! И отец тут по десять часов в день проводил?! Я тут всего час, и мне уже хватило!».
(все смеются)
Забавно было. Я пришел, ко мне сразу тренер какой-то команды обратился. Дескать, мистер Гретцки, вы не могли бы пару слов моим ребятам перед игрой сказать? А им лет по семь. Я ему говорю: «Не-не-не. Это вы не по адресу». А он настаивает: «Ну, пожалуйста, просто скажите пару слов». «Послушайте, – говорю ему, – ну поверьте мне на слово. Вы прям не по адресу. Найдите кого-нибудь другого – у него всяко лучше моего получится с 7-летними поговорить. Давайте я лучше сфотографируюсь или что-нибудь в таком духе».
А он все не унимается – скажите пару слов да скажите пару слов. «Ну, – говорю, – ладно». Захожу в раздевалку и начинаю: «Добро пожаловать в Брентфорд! Это классный город! Уверен, вам и турнир тут понравится». И тут я – как сейчас помню – выдаю: «Вам по семь лет. Неважно, выиграете вы или проиграете. Важно, сколько вы голов забьете!».
(все смеются)
Уит: И предки такие – ТОЧНО!
Гретцки: Тренер на меня смотрит, а я ему говорю: «Я же предупреждал. Это прям не моя тема». Им по семь лет. Какая разница – выиграют они или проиграют. Пусть просто играют в свое удовольствие. У нас, кстати, вообще хорошие команды-то в Брентфорде были, насколько я помню. Грег Стефан играл в НХЛ (почти все 80-е защищал ворота «Детройта» – прим. пер.). Джимми Бертона то спускали, то поднимали (только между фармами, в НХЛ он так и не сыграл ни одного матча – прим. пер.), как и Лена Хекборна (102 матча и 20 голов в НХЛ – прим. пер.). И это из маленького городка с населением 60 тысяч (102 по данным на 2017 год – прим. пер.).
И в финалах всех турниров по всему Онтарио мы все время играли против «Ошавы». И никак обыграть не могли. Они всегда играли лучше, ребята у них были покрупнее, да и выбирать было из кого – если не ошибаюсь, в Ошаве 250 тысяч живет (166 по данным на 2018-й – прим. пер.).
Помню, мне было лет 11, и мы ехали домой после проигранного пятого матча в финале. И я говорю отцу: «Ничего не понимаю. Что бы мы ни делали – мы все никак не можем их обыграть». А отец говорит: «Эта самая обученная команда среди 11-летних, которую мне только доводилось видеть. Все здорово играют на своих позициях». А потом добавляет – я как сейчас это помню: «Но из этой команды ни один человек не попадет не то что в НХЛ, а даже в ведущую молодежную лигу. Потому что у них нет никакого воображения и креатива».
Пару лет спустя пять человек из нашей команды играли в молодежке. А я понять не мог – как он догадался, что так произойдет, когда нам было всего по 11? Но он просто чувствовал хоккей. Он всегда говорил: «Без созидания никуда. Выходи на лед и будь собой. Особенно когда тебе 10, 11 или 12».
Уит: То есть они играли по системе, вместо того, чтобы просто выходить на лед и играть в свое удовольствие. Я читал, что твой отец сыграл огромную роль в том, как ты понимаешь игру.
Гретцки: Так и есть.
Уит: Есть даже заезженная история о том, как он забрасывал шайбу в угол площадки и показывал тебе куда надо катить, куда отскочит шайба и так далее. Это правда?
Гретцки: Да. Он говорил, что тут все, как на бильярдном столе. Бьешь по белому шару с расчетом на отскок под правильным углом. Так и тут – надо держать в голове углы отскока, быть креативным, мыслить на опережение и катить туда, где шайба окажется, а не туда, где она только что была.
Правда, хоккей очень сильно изменился со времен Беливо, Лефлера, Бобби Орра, Хоу, Мессье и Лемье. Все они были очень изобретательными игроками. А это все уходит корнями в детство и отрочество, когда шайбу просто бросали на лед, делились на две команды и играли 4-на-4 в свое удовольствие. А теперь приведешь восемь ребят на каток – и они тебя первым делом спросят: «Какие упражнения надо делать?». Они никогда во дворе не играли.
Уит: Где все постоянно улетают в ноль.
Гретцки: Именно. В этом плане все совсем по-другому теперь. Глядя на современный хоккей, у меня складывается впечатление, что мы наблюдаем некий откат в сторону 70-х. Смотрю на Кэйла Макара и Хедмана… Как же они творчески подходят к игре! Они играют совсем по-другому. Или тот же Фокс в «Рейнджерс». Их сейчас частенько «роверами» называют (отсылка к позиции между нападающим и защитником на ранней стадии становления хоккея, когда в поле играли еще шесть человек – прим. пер.). Никакие они не роверы. Они просто очень хорошие защитники, которые – так уж получилось – здорово играют с шайбой и постоянно подключаются к атакам.
Здорово видеть, что наша игра вышла на совершенно другой уровень. Потому что нынешняя молодежь полагается не только на свою изобретательность, но и потрясающее мастерство, силу и ум. И они хотят учиться новому – это тоже важно понимать про сегодняшнюю молодежь. Им нравится тренироваться. И когда я смотрю современный хоккей – «Рейнджерс» против «Тампы» или «Колорадо» против «Эдмонтона», как это было вчера и позавчера – это два лучших матча, которые мне довелось видеть за последние лет десять. Все играют жестко, в тело, быстро… Хорошие вратари, умные полевые… И это здорово. Такой хоккей интересно смотреть.
РА: Уэйн, тебя же наверняка освистывали в детстве родители соперников. Как ты тогда к этому относился? Что тебе говорили родители, чтобы помочь с этим справиться?
Гретцки: У меня, кстати, есть забавная история. Мне было пять лет, и я попал в команду. Тогда ведь как было – есть всего одна команда. И там играют 10-летние. Не прошел отбор – играешь, в принципе, в house league (имеются ввиду полулюбительские детские лиги зачастую с упором на рекреационную составляющую – прим. пер.).
Так вот я прошел отбор. Помню, тренер пришел к нам домой и попросил мое свидетельство о рождении. Отец ему его показывает. И тогда тренер ему говорит: «Ну и дела… Уолтер, мне очень жаль, но я не могу взять его в команду – ему слишком мало лет».
Так что в том году я не мог за них играть. А отец места себе не находил. Что теперь делать? Пропускать год? Или отправить его в Париж – городок неподалеку от нас. Знаете, как команды делятся по дивизионам – ААА, АА и так далее? Так вот Париж считался уровнем А из-за размеров города (то есть самым низким уровнем организованного хоккея – прим. пер.).
Отец мне тогда сказал: «Это билет в один конец. Ты оттуда никогда не выберешься и никогда не будешь играть за Брентфорд». Так что я пропустил год. Через год снова прошел отбор – и провел в команде следующие пять лет. На пятый год, помню, мы уже на аренах играли, и вот там меня стали освистывать. А я смотрю на отца и не понимаю – что происходит вообще? За что меня освистывают?
Уит: «Че я натворил-то?!»
Гретцки: Арена битком. Люди пришли хоккей посмотреть… И на тебе – свистят. Никогда не забуду, как мы с отцом смотрели как-то Hockey Night In Canada. Мы по субботам ни одной игры не пропускали. Бобби Орр играл в Торонто. И каждый раз, когда он получал шайбу, отец мне говорил: «Обрати внимание на то, как его освистывают». Я все это вижу, а отец продолжает: «Тебя освистывают только потому, что ты им нравишься. А вот если тебя не освистывают – значит ты и играешь так себе».
Поэтому мне даже нравилось, когда меня освистывали. Потому что в такие моменты я всегда вспоминал слова своего отца.
Уит: А что там за история про белые краги? Биз, извини, что перебил.
Биз: Все норм. Я как раз то же самое собирался спросить.
Уит: Просто история про белые краги стала уже легендарной. Отец специально заставлял тебя их носить?
Гретцки: Да нет. Просто мы каждый год ходили в один маленький спортивный магазинчик в Брентфорде – Lockington Sporting Goods. И я там покупал себе новые краги. Играл в одних и тех же крагах весь сезон – а это матчей 70 в те времена было. Плюс еще потом на заднем дворе в них катался. Так что за год они снашивались в труху. И тогда я вырезал центральную часть из них ножницами и играл потом ими летом в лакросс. В общем, каждый сентябрь я покупал себе новые краги.
И вот я второй год играю на уровне Peewee (теперь эта возрастная группа называется попроще – U13 – прим. пер.). Мы пришли купить новые краги. Стоим выбираем – там же каждый год приходили новые модели, новые стили, новые цвета. Цвета «Брентфорда» – красный, белый и черный. И краг в этой цветовой гамме почти уже не осталось. Потому что отец у меня всегда последним в магазин приходил.
Мы постоянно опаздывали, скажем так. Приходили либо в день, когда уже все раскупили, либо накануне. В общем, остались только эти белые краги. «Буду в них играть, значит. Что тут такого?» – говорю отцу. А он мне отвечает: «Ну это все равно что с мишенью на спине играть». «Так я уже давно так играю», – говорю ему. «Что ж, пожалуй».
(все смеются)
Гретцки: Так я и стал играть в белых крагах. А теперь все команды их носят! (смеется) В общем, я начал носить их на второй год на уровне Peewee. Вот и вся история про белые краги.
Биз: Мне кажется, ты в трансляции это уже рассказывал… Правда, не уверен, что полностью. Так вот – тебя ведь отстраняли от детского хоккея?!
Гретцки: Я до сих пор отстранен.
(Биз смеется)
Гретцки: У меня есть письмо от Ассоциации детского хоккея Канады, где указано, что я пожизненно отстранен от детского хоккея. Что, кстати, забавно. Я ведь даже знаком с тем, кто был главой этой организации – от него письмо и пришло. Я не стал выбрасывать его – точнее, отец не стал. Забавная ситуация. Потому что теперь-то они постоянно говорят: «Нет-нет-нет-нет, вовсе он не отстранен».
Однако меня действительно пожизненно отстранили от детского хоккея. Иронично, что когда я попал в НХЛ и стал Уэйном Гретцки, я провел уйму благотворительных мероприятий для детского хоккея по всей Канаде. Не просто в Онтарио, а по всей Канаде. И закупка шлемов, и закупка клюшек, и сборы в благотворительный фонд, и званые вечера, и участие в турнирах по гольфу… И вот на каждом подобном мероприятии я всегда напоминал, мол, я, кстати, пожизненно отстранен от детского хоккея.
(все смеются)
Биз: «Может, помилуем меня уже? Или еще рано?»
Гретцки: (смеется) А мне даже нравится, кстати. Это дает мне определенные преимущества перед ними.
Уит: Можно незаметно в спину ударить, ага.
Биз: А Великий-то – хоккейный бэдбой, оказывается!
Гретцки: Забавная ситуация, кстати (за что конкретно была наложена пожизненная дисквалификация, Уэйн так и не скажет, однако, судя по началу рассказа, в котором упоминается приемная семья, ответ зарыт где-то в этой области – прим. пер.). Я ведь поехал жить в приемной семье, что было нормальной практикой уже многие годы. Там еще был парень из другого города – из Кобурга. Брайан Рорабек его звали.
Мы вместе обратились в суд. И оба проиграли. Вся эта ситуация меня изрядно вымотала. У меня было три варианта. Либо вернуться домой – но этого я делать не собирался. Либо играть в школьной лиге за команду Колледжа Верхней Канады – и те, кто меня знает, понимает, что мне не хватало мастерства, чтобы играть за школьную команду (смеется). Да и к тому же сам уровень хоккея на тот момент там оставлял желать лучшего. Либо же я мог перейти на уровень Junior B.
Я решил сходить с отцом на тренировку команды, выступавшей в Junior B. Сели пообщаться с тренером. Он говорит: «Готов взять тебя в команду. Игровым временем не обижу». Отец ему отвечает: «Слушай, если ты это для красного словца сказал, а на самом деле он на лавке будет постоянно сидеть, то пойми – для него это потерянный год. Мы не в праве ничего требовать, конечно…».
А тренер говорит: «Не-не, я серьезно. Если ваш сын будет выкладываться в матчах и на тренировках, то он будет играть». В итоге я действительно играл в том году. Я провел два сезона на уровне Junior B, пожил в Торонто… ну а дальше вы и сами знаете.
Уит: В те редчайшие случаи, когда у тебя вдруг не шла игра, и ты набирал в среднем 2,1 очка за матч, а не 7,3, тебе прилетало за это от отца? Мог напихать? Или он всегда спокойно относился к твоей игре?
Гретцки: (вздыхает) У меня был жесткий отец. Настоящий батя. Помню свой пятый сезон. Мне 10 лет. Закончился сезон. А я был из тех детей, которые сразу после сезона закидывают форму в подвал и с нетерпением ждут, когда можно будет в бейсбол с лакроссом поиграть. И то, и другое я любил так же, а то и больше хоккея.
Так вот приходит к нам домой тренер. Никогда этого не забуду. Сезон закончился то ли в субботу, то ли в воскресенье. И вот он приходит, допустим, в среду и говорит: «Если тебе интересно, то в Милтоне команда одна есть…». Каток, на котором она выступает, кстати, теперь назван в честь Джона Тонелли (легендарный нападающий «Айлендерс» начала 80-х родом из Милтона – прим. пер.). «В общем, они нам предлагают провести товарищеский матч в субботу, – продолжил тренер. – Считают, что им удастся собрать полную арену и заработать денег для благотворительного фонда, который занимается проблемами детского хоккея. Но без Уэйна мы никуда не поедем».
Отец спрашивает меня – мол, что скажешь. Ну а я что? Согласился. Приезжаем туда – там арена битком. А она такая прям старая-старая. Лавки деревянные, сама она маленькая, человек 800 друг у друга на головах сидят, шум, гам… Мы проиграли 1:8. Едем на машине домой. Там ехать где-то час.
Отец поворачивается ко мне и спрашивает: «Что скажешь?». Я говорю: «По поводу?». «По поводу игры», – говорит. Я отвечаю: «Даже не знаю. Ну проиграли 1:8. Подумаешь. Какая разница?». Так он чуть в овраг не улетел! «В смысле, «какая разница»?!» – спрашивает меня. «Я не знаю почему, но на тебя столько людей пришло посмотреть! Так что заканчивай херней страдать! Ты обязан выкладываться по полной абсолютно в каждом матче!».
А я смотрю на него и говорю: «Да я вообще не хотел сегодня играть!».
(все смеются)
Уит: «Бать, ты что не видишь бейсбольную перчатку у меня на руке?»
Гретцки: Тогда я и понял очень важную вещь – выкладываться по максимуму надо всегда. Это стало для меня важным уроком. Когда я играл за «Эдмонтон», мы были сродни какому-то цирковому шоу. Мы часто проводили товарищеские матчи в таких городах, как Сан-Антонио, Даллас или Финикс, где в то время не было команд НХЛ. И мы собирали аншлаги. Конечно же, всем хотелось увидеть меня, Мессье, Коффи и так далее. Мы и играли. И я относился к этим матчам ровно так же, как я бы относился к первой игре финала Кубка Стэнли.
Так что это было для меня важным уроком. С другой стороны, отец мог быть слишком… откровенным что ли. Скажем, бывало, я сыграю неважно или просто думаю, что сыграл неважно, а он мне говорит: «Знаешь, а ведь это была одна из твоих лучших игр». Потом я как-то в одном матче забросил три шайбы и отдал три результативные передачи. А он мне говорит: «Не знаю, чему ты так радуешься – ты играл из рук вон плохо».
В общем, ему была свойственна вся эта реверсивная психология. Зато Глен Сатер был по большому счету гением. Он все понимал. Помню вот такой случай: играем в Эдмонтоне против «Калгари» или «Виннипега» в плей-офф, счет 1-1, третий матч серии – на выезде. Выхожу на утреннюю раскатку, поднимаю глаза на трибуны – а там мама с папой сидят. Поворачиваюсь к Полу Коффи и говорю: «Походу, Слэц не в восторге от моей игры» (англ. Slats – «планка», прозвище Глена Сатера; согласно распространенной версии, будущего генменеджера «Ойлерс» окрестили так за то, что во время игровой карьеры он не так часто выходил на лед и проводил большую часть времени на скамейке – прим. пер.).
(все смеются)
Он понимал, что к чему. Стоило мне начать играть неважно, как он тут же отправлял самолет за родителями. И я такой: «Что ж, кажется, пора прибавить». Глен довольно быстро сообразил, что у меня с мотивацией было гораздо лучше, если отец сидел на трибуне.
Биз: Я списывался с Джоунзи перед этим интервью (имеется ввиду телеаналитик и бывший игрок НХЛ Кит Джонс – прим. пер.). Он сказал, что примерно 95% твоей карьеры – по крайней мере, в детской – прошло на замерзшем пруду. Еще он сказал, что ты довольно много тренировался с теннисным мячиком. Чем теннисный мячик так хорош?
Гретцки: В 1972-м году приехали русские. И нам все про них было интересно. Они большинство по-другому разыгрывали. Если они доезжали до синей и не видели возможности войти в зону, то они не забрасывали туда шайбу, а откатывались назад и начинали все сначала. Такой игры с шайбой мы толком и не видели никогда – разве что в исполнении Бобби Орра.
Так что когда я тренировался на заднем дворике, отец выставлял конусы и клюшки, чтобы я отрабатывал подкидки и чтобы шайба при этом приземлялась в нужное место. Над передачами с неудобки работал и так далее. В том числе он заставлял меня работать с теннисными мячиками. Он говорил: «Пойми, если тебе удастся контролировать на льду мячик, который того и гляди ускачет куда-нибудь, то с шайбой уж совсем все просто будет». Поэтому порядка 90% упражнений я проводил с теннисными мячиками. И как-то особого внимания даже этому не придавал.
А теперь оглядываюсь назад и думаю – ничего себе! Так мой отец серьезно опередил свое время. Он был очень умен. Само собой я вижу, как сейчас дети тренируются. Обыгрыши один-в-одного, сохранение контроля в движении между конусами и шайбами… Да я сам так не умею! (улыбается) Или вот этот финт, когда они объезжают ворота сзади, поднимают шайбу на крюк и отправляют ее в сетку… вот что дети отрабатывают теперь каждый день! И правильно делают! Говорю за себя – у меня вряд ли так получится (смеется).
РА: В детстве ты всегда играл против ребят постарше. Например, когда тебе было 14 – ты выходил против 20-летних. Когда тебя стали прессовать на льду? Когда стали играть жестко?
Гретцки: Был у меня агент Гас Бадали. Я переехал в Торонто в 14 лет. Ну а в Торонто же как? Надо же первым делом агентом обзавестись. Вот я и обзавелся. Не знаю уж зачем. Впрочем, неважно. Он был хорошим человеком и другом семьи. Кстати говоря, на второй год в Торонто переехал младший сын Горди Хоу – Мюррей. Мы с ним в одной команде играли. Так вот Мюррей жил у Гаса вместе с его семьей. Потрясающий парень был (хоккеистом, в отличие от братьев, Мюррей Хоу не стал, зато построил успешную карьеру в спортивной медицине – прим. пер.).
Так вот Гас мне всегда говорил: «У меня кто где только не играет – у меня есть ребята и в Junior A, и в НХЛ, и в ВХА… Скажу тебе честно – в U15 жестче, чем в Junior B; в Junior B жестче, чем в Junior A; в Junior A жестче, чем в ВХА, а в ВХА жестче, чем в НХЛ. Я сначала еще такой, мол, да ладно?
А потом сам в этом убедился. В какой-то момент включается фактор уважения между спортсменами. Особенно, когда добираешься до НХЛ. Да, там бьют и играют жестко. Но при этом все в курсе, что у кого-то там семья, у кого-то дети, у кого-то жена… Никто не хочет никого травмировать специально. Все друг друга очень уважают.
Иначе говоря, чем дальше ты забираешься, чем больше уровней ты проходишь – тем больше взаимоуважения между игроками. Да, играют жестко, да, играют в тело, и, да, голову лучше не опускать. Но на уровне U15 значительно больше грязи, чем в ведущих молодежных лигах – это совершенно точно.
Уит: Расскажи историю про игровой номер. Ты ведь 9-й хотел взять, но он был недоступен? В каком году это было? Так ты и выбрал себе 99-й?
Гретцки: Это было уже в Су-Сент Мэри. До этого я два года играл в Торонто под 9-м номером. В честь Горди – тут и объяснять ничего не надо. На второй год в команду пришел Мюррей. Мы выступали на уровне Junior B, и у нас в составе было одиннадцать 16-летних. По-моему, десять из них доросли до Junior A. В финале Онтарио мы уступили Стратфорду – нас в одну калитку вынесли.
Мы были совсем молодыми – хоть на год ниже заявляйся. И тут я как-то говорю Мюррею: «Слушай, у тебя же отец под 9-м номером играл. Давай я возьму себе 16-й, а тебе отдам 9-й?». А он говорит: «Да ну брось, Уэйн. Оставь его себе. Я все равно врачом хочу стать. Для меня это последний год в хоккее. Так что даже не переживай по этому поводу».
Мы с ним здорово ладили вообще. Садимся в автобус – и он сразу книжками какими-то с папками обкладывался. Он прилежно учился и в итоге стал прекрасным врачом. Он меня еще постоянно спрашивал в автобусе: «Уэйн, а где твои книжки?». А как мне ему сказать, что я в дорогу с собой никогда их брал?
В общем, как-то раз заходим с ним в автобус, а у меня с собой четыре книжки. Сажусь рядом с Мюрреем. Он говорит: «Ого! Уэйн, да я смотрю, ты сегодня с книжками». «Вот так вот, представляешь!», – отвечаю. «Ну-ка, дай посмотреть что там у тебя, – спрашивает. – Математика? Английский?». А я ему показываю: первая – «Горди Хоу. Как играть в хоккей», вторая – «Горди Хоу. Мой Хоккей».
(истерика)
«Это ж ты врачом хочешь стать. А я вот – хоккеистом», – говорю ему. Его просто порвало. Так вот после этого меня задрафтовал «Су-Сент Мэри». Приезжаю туда. И у меня как-то сразу пошло. 21 очко в первых шести матчах набрал или что-то такое, уже не помню. Играл хорошо, но номер мне не нравился. Я под 19-м что ли играл. Или 14? Неважно.
Подхожу к тренеру и говорю, мол, можно мне номер поменять? Смелости-то хватает – играл ведь хорошо. И он отвечает, типа, конечно, можно, не вопрос. Какой тебе? Вот этот? Или вот этот? И он начинает перечислять разные номера, а мне ни один не нравится. В какой-то момент ему стало это надоедать.
Вообще я 16-й номер хотел, но он уже был у Артура Ратлэнда, который потом в «Ванкувере» играл (не играл; «косатки» действительно выбрали его в четвертом раунде, но Ратлэнд не провел в НХЛ ни одного матча и после нескольких непримечательных лет во вторых лигах Германии, Италии и Швейцарии завершил карьеру – прим. пер.). Он под 16-м номером за год до этого играл. Мне не хотелось забирать у него номер, да и он сам не горел желанием его отдавать.
Мазз, наш тренер, в итоге разозлился и давай орать на меня: «Да твою же мать! Играй уже под двумя девятками!». А я так подумал… и согласился.
Уит: Да ладно?!
Гретцки: Так 99-й номер и родился. Все считают, что тут замешана какая-то мистика. Ничего подобного. Просто он сказал, мол, играй под двумя девятками. А мне эта идея пришлась по душе.
Уит: А ведь тогда такие высокие номера никто толком и не носил, да?
Гретцки: Один был такой. Годом ранее Эспо (Фил Эспозито – прим. пер.) взял себе 77-й. Я еще помню, все тогда подумали, мол, зачем он себе такой глупый номер выбрал? Просто когда тебе на сборах выдавали какой-нибудь 42-й номер, то было понятно, что в команде ты не задержишься.
Биз: Au contraire! (фр. Отнюдь – прим. пер.) У меня вот был 67-й, и я все равно как-то пробился!
Гретцки: А в наше время все мечтали, чтобы им дали номер от 1 до 29. Даже 30 никто не хотел брать. 30-й тоже почему-то считался плохим номером. Так что если выпадало что-то между 2 и 29, то у тебя был шанс. Звучит глупо, но это правда.
Вот вам такая история. Приезжаю я в Индианаполис. И я вообще не готов к этому. Меня подписал Нелсон Скалбаниа (бизнесмен из Ванкувера, который владел «Эдмонтоном» во времена ВХА, а затем перевез «Флэймс» из Атланты в Калгари – прим. пер.). Мне было 17 лет, и я переехал в город, где вообще никто не разбирался в хоккее. Никто понятия не имел, кто я такой.
Меня как-то отправили в торговый центр на автограф-сессию. Люди пришли и просто три часа сами с собой общались, потому что никто не понимал, что вообще происходит (смеется). А я сижу с этой стопкой фотографий и сижу. В итоге поворачиваюсь к организатору и говорю, мол, может я домой уже пойду?
Биз: После этого клуб и закрыли.
Гретцки: Все мои друзья сидели в ресторане Steak&Shake. Туда я и пошел. В общем, я был не готов к ним, а они не были готовы ко мне. И вот звонит мне как-то Нелсон и говорит: «Я обменяю тебя либо в «Эдмонтон», либо в «Виннипег». Посоветуйся с агентом и скажи потом о своих предпочтениях».
Ну ок. Звоню Гасу. И он мне спокойно объясняет: «У «Эдмонтона» арена больше, так что его с большей долей вероятности возьмут в НХЛ. Так что скажи им, что хочешь в «Эдмонтон». Ну, думаю, хорошо. А он еще добавляет: «Там у владельца клуба еще свой автосалон есть. Ты узнай, может быть, тебе еще и машину бесплатно дадут». Вообще отлично! И машину дадут, и в НХЛ, может, попадем!
Приезжаю в Эдмонтон. Там меня под крыло взял Сатер. Я жил у него дома – вместе с его женой и двумя детьми, Шэннон и Джастином, которым тогда было пять и семь лет. Я два месяца у них прожил. Он настоял, я согласился.
Перед первой игрой он вызывает меня к себе в кабинет. И говорит: «Однажды ты станешь капитаном команды, мы будем играть в НХЛ и выиграем Кубок Стэнли». Ну ничего себе, думаю. Я уже готов был вприпрыжку из кабинета вылететь. «Только номер смени. Не хочу, чтобы ты играл под 99-м». У меня аж все опустилось в тот момент. Вот же ж, думаю… Ну ладно. Что я с ним, спорить, что ли, буду? Он только что меня выменял. Мне всего 17 лет – я просто пытаюсь выжить и закрепиться в лиге.
Вечером выходим на игру против «Виннипега». Никогда ее не забуду. Я забил гол и отдал две передачи, и мы победили 4:3 в овертайме. И там я неожиданно почувствовал себя смелым. Я же так-то вообще никогда не спорил с тренерами. А тут думаю: «Я хорошо сыграл, так что была – не была». Глен, говорю, можно мне вернуть 99-й номер? И он согласился.
Так что в профессиональном хоккее я всего один матч провел не под 99-м номером – мой самый первый матч за «Эдмонтон». Никто до сих пор так и не выяснил, что это был за номер, но, по-моему, я играл под 26-м. Точно мы так никогда, наверное, и не узнаем (смеется). На наши игры тогда приходило тысяч восемь, а по телеку и вовсе не показывали. Так что я не уверен, но, по-моему, я играл под 26-м (по телевизору матчи, может, и не показывали, но газеты-то выходили, и если верить им, то никакого 26-го – Гретцки там играл под привычным номером – прим. пер.)
Биз: Байка какая-то ходит, что права на тебя хотели разыграть в нарды. Это правда или просто городская легенда?
Гретцки: Не знаю. Таких историй очень много. Нелсон и Питер (Поклингтон – тот самый владелец «Эдмонтона», обменявший Гретцки в «Лос-Анджелес» – прим. пер.) говорят, что это неправда.
А вот Бобби Халл и впрямь меня окучивал. Мы играли в Виннипеге. Для меня это, кажется, шестой матч был. Потому что я в том сезоне сыграл всего восемь, что ли (после чего перешел из «Индианаполиса» в «Ойлерс» – прим. пер.). Так что это шестой или седьмой матч. И вот после игры ко мне подбегает их мальчик, отвечающий за клюшки, и говорит: «Слушай, Уэйн, тебя мистер Халл на ужин приглашает». Я отвечаю: «Конечно-конечно!». Что надо делать, если после игры тебя на ужин приглашает мистер Халл? Правильно – идти на ужин!
Уит: «Я в теме!»
Гретцки: В общем, прихожу на ужин, и Бобби мне говорит, мол, я сделаю так, чтобы тебя обменяли к нам. Хочу, чтобы ты играл в моей команде. Ты мне напоминаешь Алфи Нильссона – он раньше моим центральным был. Ты мне карьеру на 2-3 года продлишь, так что давай к нам.
А я сижу там 17-летний и думаю… По рукам! Еду в Виннипег! В итоге все свелось к следующему. «Эдмонтон» хотел [Питера] Дрисколла и Эдди Мио – тафгая и вратаря. Основным у них тогда играл Дэйв Драйден – он был чуть поопытнее. Так что я, в общем-то, довеском шел.
«Виннипег» же не хотел ни Дрисколла, ни Мио. Руди Пилус, который тогда был генеральным менеджером, сказал Бобби Халлу, что я не заиграю на профессиональном уровне, что у меня слишком маленькие габариты…
(Уит ухмыляется)
…и что он вообще не хочет меня видеть в команде. Так что он, в общем-то, сам вышел из переговоров – так я и оказался в «Эдмонтоне». И, как уже и сказал, в той сделке я фактически шел третьим узлом. Если бы в обмене не участвовали Дрисколл и Мио, то я даже не уверен, что Сатер и Поклингтон стали бы что-то придумывать ради меня отдельно. Меня ведь толком никто не знал.
Я сыграл против «Эдмонтона» один матч и забросил две шайбы. Так что Сатер понимал, что во мне что-то есть, но все равно… В том обмене я фигурировал фактически довеском. Но я не жалуюсь. Я был рад переезду в Эдмонтон. Сидел весь в предвкушении. А вот для Эдди и Питера эта была трагедия. Они обожали Инди – и уже не первый год там играли. Классный город, а тут они еще оба из Онтарио, так что и от дома недалеко. В Эдмонтоне нас всех ждали большие перемены.
Я был в восторге от Эдмонтона. Наслаждался там каждой минутой. Мне посчастливилось подружиться с Биллом Флэттом (один из первых энхаэловцев, игравших с густой бородой, один из последних, игравших без шлема; он также участвовал в родео – прим. пер.) и Эйсом Бэйли (его шестой номер первым вывели из обращения не только в хоккее, но и вообще в профессиональном спорте – прим. пер.), с Полом Шмиром (последний капитан «Эдмонтона» в ВХА – прим. пер.) и Дэйвом Драйденом (родной брат Кена Драйдена – прим. пер.). Отличная команда была.
РА: А правда, что вы сели в самолет, не зная, куда вас отправили? Или это просто миф?
Гретцки: Это правда. Мы еще с пересадкой летели. В Мини (Миннеаполисе – прим. пер.) остановка была, что ли. Мы сели в маленький самолет мест на восемь. Никогда не забуду, как там было тесно. Мы ведь со всеми вещами летели, а их хватало – там и экипировка, и одежда… В общем, с пространством в самолете было туго. Клюшки на полу валяются… Эдди с Питером все время негодовали.
И тут к нам выходит пилот и говорит: «А кто это все оплачивать будет?».
(все смеются)
А я совсем молодой. У меня даже кредитки нет – настолько мне мало лет. Сижу, ничего не понимаю. Денег-то у меня нет. И тут Эдди говорит: «Держи мою кредитку. У нее лимит – $600».
(все смеются)
Гретцки: Пилот такой: «Годится!». Взял кредитку и ушел!
(истерика)
Я говорю: «Парни, у нас проблемы. Они даже кредиткой с лимитом в $600 не брезгуют!». В общем, садимся в Миннесоте. Пилот куда-то сходил, возвращается и говорит: «Летим в Эдмонтон!». Так что последние детали сделки согласовали уже, видимо, как раз во время нашего часового перелета из Инди в Мини. Когда прилетели в Эдмонтон, то клуб рассчитался с пилотами. А чек, который выдали Эдди, порвали и выбросили. Он еще ходил и причитал, что у него лимит всего $600.
Биз: «А мили-то мне начислят хотя бы?»
Гретцки: (смеется) Так мы за «Эдмонтон» играли. У нас с милями все в порядке было, поверь мне.
Биз: Ну и дела вообще. То есть получается, что величайший игрок в истории формально не был выбран на драфте НХЛ, а так же не мог претендовать на приз лучшему новичку сезона.
(звонит телефон Гретцки)
Биз: Это твой звонит, что ли?
Гретцки: Это Токкет (ныне ведущий TNT, как и Уэйн с Бизом – прим. пер.)
(телефон продолжает звонить, на рингтоне – заглавная мелодия Hockey Night In Canada)
Биз: Зацените рингтон Уэйна, между прочим! Ничего более хоккейного даже и не придумаешь!
Гретцки: Скажи Рику Токкету, что мы заняты. Так-то да – меня не выбрали на драфте. И это интересно. Потому что при вступлении в НХЛ командам ВХА разрешалось защитить лишь двух игроков (на самом деле, до четырех – двух вратарей и двух полевых – прим. пер.). И тут довольно иронично получилось. Если я не ошибаюсь, то «Виннипег» защитил Престона… А, нет! Морриса Луковича и… кого-то еще, не помню (Лукович стал лучшим бомбардиром команды в дебютном сезоне, а помимо него «Джетс» защитили голкипера Маркуса Маттссона и защитника Скотта Кэмпбелла – прим. пер.).
«Квебек» защитил Реала Клутье, «Хартфорд» – Марка Хоу. В общем, можно было двух игроков защитить. Поэтому перед Сатером встал выбор. Он ведь хотел построить команду по лекалам «Виннипега» в ВХА. Был у него там пацан – Бенгт Густафссон (речь про хорошо нам знакомого Бенгта-Оке Густафссона, приведшего сборную Швеции к золоту Олимпиады-2006 – прим. пер.). Он его прям обожал и пророчил ему большое будущее.
В последний год ВХА Бенгт сыграл пару матчей в самом конце (два матча в плей-офф и ни одного в регулярке – прим. пер.), когда прилетел из Швеции. Так что Сатер хотел защитить его и меня. Проблема заключалась в том, что у нас еще был парень Дэйв Ланжевен. Он появился будто из ниоткуда, стал набирать кучу очков и стал лучшим защитником ВХА в последнем сезоне существования лиги.
В итоге Сатер решил строить динамичную и скоростную команду. Так что защитили Густафссона, а Ланжевена забрали себе «Айлендерс». Для нас это стало огромной потерей, потому что Ланжевен был первоклассным игроком. А потом в дело вмешалась НХЛ, заявила, что мы как-то не так защитили Густафссона, и отправила его в «Вашингтон». Поэтому из четырех команд, которые вошли в НХЛ, мы были единственной, защитившей всего одного игрока – и он сейчас перед вами. В конечном счете мы выиграли кучу кубков, а другие – нет (улыбается).
Думаю, многие удивились тому, как быстро нам удалось прибавить всей командой. У нас такая молодая команда тогда была, мама дорогая! Философия же Сатера заключалась в том, чтобы доверять молодым, позволять им допускать ошибки и давать возможность для роста. Он был потрясающим тренером. Но главное – он хотел, чтобы молодежь окружали настоящие профессионалы. Поэтому в команде играли Колин Кэмпбелл, Рон Чипперфилд и Дэйв Драйден – профи до мозга костей, которые трудились в поте лица. И они при этом четко понимали свою роль. То есть сейчас я помогаю молодым, а потом я покину команду, уступив место Полу Коффи и Кевину Лоу. Так и получилось. Надо отдать должное ребятам за их труд во благо команды.
Ли Фоголин был у нас фактически крестным отцом. Он был «нашим всем» для «Эдмонтона». Его безмерно уважали и любили в раздевалке. Помню такую историю. Мы сидели с ним друг напротив друга. Смотрю: он за челюсть держится и покачивается. Спрашиваю: «Фогги, с тобой все в порядке?». Он отвечает: «Да у меня абсцесс зуба». Говорю ему: «Фогги, сходи уже ко врачу. На дворе февраль, мы идем на первом месте с отрывом в 22 очка. Так что иди и не беспокойся ни о чем».
А он говорит, мол, нет, нельзя пропускать игры. Потом взял металлическую вешалку, выпрямил ее, засунул ее себе в зуб и выковырял пломбу – кровь прям фонтаном ему на майку полилась. «Ну, – говорит, – вот теперь я готов». «Теперь я не готов!» – отвечаю.
(все смеются)
Как после такого играть? В общем, он свой в доску был. Я помню, как он пришел в «Эдмонтон». Причем потом его обменяли обратно в «Баффало» – то ли после второго, то ли после третьего кубка. Но Эдмонтон стал для него настоящей родиной. У него семья там жила, жена с детьми продолжили там жить, когда его в «Баффало» обменяли…
Настоящий труженик из «синих воротничков» – да еще и плотник! Он же дома строил. И даже специальные шкафчики для физиотерапевтов, к которым они потом приделывали колеса и брали с собой на выезд. Фогги одним из первых начал такие вещи делать.
Уит: Ничего себе.
Гретцки: В общем, приходит он как-то на раскатку утром – и каждый шаг ему прям с трудом дается. Спрашиваю его: «Фогги, у тебя все нормально?». «Не, все, – отвечает. – Сегодня мой последний матч». «Какой еще последний матч, ты чего?». «Мне все равно пора оперировать колено. Но сегодня мой 400-й матч – так что надо играть», – говорит.
А тогда ведь как было. Согласно правилам профсоюза, игрокам, которые провели в лиге 400 матчей и больше, полагалась страховка. Если не ошибаюсь, то выплачивали что-то вроде 250 тысяч долларов, когда тебе исполнялось 55. Короче, нет, говорит, буду играть. А сам еле ходит.
Сидим перед разминкой с Марком, Кевином и Полом. Говорю им: «Парни, у Фогги болит нога. Так что если получаете шайбу на левом краю, отправляйте ее сразу на правый – а через левый фланг вообще сегодня не играем, чтобы его никто не трогал». Ну и все такие: «Да-да-да, без проблем».
Ведем в итоге 4:0 что ли, и стоит шайбе оказаться у нас на левом краю, как все тут же пуляют ее на правый. В какой-то момент Сатер спрашивает: «А что вообще происходит?!».
(все смеются)
А мы ему говорим: «Да просто все Фогги стороной обходят». Так он и отыграл весь матч – на одной ноге. После нее завершил карьеру и остался жить в Эдмонтоне. Все уважали его до такой степени, что предпочитали обходить стороной (память тут явно подводит Уэйна, потому что Фоголин провел в НХЛ более 900 матчей, причем 400-й пришелся на его первый сезон в «Эдмонтоне», а завершил карьеру, соответственно, в «Баффало» – прим. пер.).
Уит: Ну то есть настоящий воин. У таких вы и учились жизни в мире профессионального хоккея?
Гретцки: Здесь вообще без вопросов. Он был настоящим профессионалом. Не пропускал ни тренировок, ни игр. Ставил интересы других прежде своих. Сатер же так и говорил, когда строил команду. Что он построит ее вокруг игроков с характером. Таких как Колин Кэмпбелл, Ли Фоголин, Дэйв Драйден, Рон Чипперфилд, Блэйр Макдоналд и так далее.
Эстафетная палочка проходила через всю эту цепочку и попадала к нам. Они учили нас даже не столько тому, как побеждать, сколько тому, как быть профессиональным спортсменом. Приходить на тренировку каждый день и выкладываться там по полной. Приходить на игру заряженным на борьбу. Вот таким вещам нас учили.
Успех пришел к Сатеру быстрее, чем многие ожидали. И это произошло во многом из-за окружения, которое он выбрал для своей молодежи.
Биз: Кстати о жесткости. А это правда, что попав в профессиональный хоккей, ты собирался играть без шлема?
Гретцки: Правда.
Биз: А Уолтер на это ответил: «Ни в коем случае».
Гретцки: Да нет. Тогда ведь времена какие были? Приезжаешь на сборы, а тебе запросто могут сказать, мол, снимай шлем.
Уит: Типа, че ты его надел-то? Зачем он тебе?
Гретцки: Да-да: «Снимай шлем, не дури».
(Уит смеется)
У нас вот играл парень Деннис Собчак – его еще в 70-х в ВХА подписали. Из Реджайны, что ли, он был или из Саскатуна. Классный игрок. И вот он подписался в ВХА, хотя так бы его под первым общим номером на драфте НХЛ забрали б.
И вот у нас двусторонка. Дело было днем в субботу – отец приехал из Брентфорда. Сделал кружок на разминке, отыграл первую смену, возвращаюсь на лавку, смотрю – батя прибежал, бьет по стеклу. Поворачиваюсь в его сторону, а он как заорет: «А ну-ка, мать твою, живо надел шлем!».
(все смеются)
Ну хорошо. Прихожу в раздевалку, говорю парням: «Отец не разрешает мне играть без шлема». Тут ко мне подходит Деннис Собчак и говорит: «Уэйн, надень шлем. Возьми вот Jofa – я сам в таком играю». То есть первый год я играю без шлема, а потом мне просто говорят, мол, вот тебе шлем – играй в нем. Он еще добавил: «Ты его даже не почувствуешь – будто без шлема играешь».
Надеваю этот шлем. А это же чушь какая-то, а не шлем. Как бы это поточнее описать…
Биз: Будто из папье-маше сделан?
Гретцки: Именно. Даже нет смысла его надевать. Ну я примерил его – вроде нормально. Вот так вот – столько мифов ходит вокруг моего номера и шлема, а на деле мне их просто в руки выдали. Забавно, правда?
(Уит смеется)
А потом все спрашивали, мол, почему ты выбрал этот шлем? Ты что, провел какое-то исследование? И приходится каждый раз объяснять, что дело было совсем не так, что отец мне сказал надеть шлем… В общем, во втором и третьем периоде батя был счастлив. А я этот шлем так до конца карьеры и проносил.
РА: Один такой шлем можно увидеть в твоем баре в Торонто. На арахисовую скорлупу похож. Там же внутри ни пены, ничего.
Гретцки: Да уж, кошмар.
РА: Он выполняет исключительно декоративную функцию.
Гретцки: Ну вот, скажем, идут мои дети на скейте кататься. Я твердо уверен, что будь то скейт, будь то роликовые коньки – нужно надевать налокотники, перчатки и шлем. Так вот если бы мои дети вздумали надеть тот шлем, я бы их своими руками задушил. Я бы сказал: «Это же не шлем, а ерунда какая-то. Надень нормальный».
РА: Каково было попасть из ВХА в НХЛ? В чем была разница? В физике? В технике?
Гретцки: На этот вопрос я всегда отвечаю одинаково – мне повезло, что у меня был тот год. НХЛ была в разы лучше ВХА. Но у ВХА имелся ряд преимуществ – в лиге выступали семь команд, и 10 человек из каждой команды могли играть в НХЛ. Так что по уровню хоккея там было лучше чем в АХЛ, но не столь хорошо как в НХЛ.
Поэтому тот год сыграл для меня огромную роль – я имею в виду в плане моей подготовки к тому, чтобы играть в НХЛ. Не думаю, что в дебютном сезоне я бы добился такого успеха, если б попал в лигу напрямую из молодежного хоккея. Так что честно могу сказать, что к ВХА я отношусь исключительно с уважением. Я поддерживаю идеи, выдвинутые лигой, и знаю, что игроки в них верили. Им просто не хватило той глубины, которой обладает НХЛ.
Уит: Если не ошибаюсь, то на второй сезон к команде присоединились Андерсон, Кевин Лоу, Мессье, Курри… На сборах наверняка голова кругом шла от такого количества талантов. С таким составом можно кого угодно порвать!
Гретцки: Это, кстати, забавно. Потому что мы на это смотрели иначе. Мы же совсем еще пацанами были. Все в режиме выживания. Надо хорошо играть и выкладываться на тренировках – а то не ровен час и в фарм отправят. И мы просто не будем играть в этой команде. Мессье было 19, мне было 19, Коффи было 19, Кевину Лоу было 19, Курри было 19 и Андерсону. А затем мы еще Гранта Фюра выбрали на драфте.
Я же был на той церемонии. Всеми вопросами касательно драфта в «Ойлерс» занимался Бэрри Фрэйзер, а Глен там просто рядом сидел. В этом ему вообще надо отдать должное – если он тебе что-то поручал, то он потом в это не лез. Тебе поручили – ты все и делаешь. Это твоя работа.
Так вот Бэрри Фрэйзер работал в клубе главным скаутом. И вот, помню, сидим мы за столом – и Бэрри спрашивают, мол, кого выбираем? А там седьмой или восьмой общий номер. И Бэрри говорит: «Ну, лично я считаю, что нам доступен лучший вратарь всего драфта. Так что берем вратаря». Я поворачиваюсь к Глену и спрашиваю: «Мы берем вратаря?». А он говорит: «Ну раз Бэрри так сказал, значит, берем» (смеется). Вот так в клубе решались вопросы. Все занимались своим делом.
Уит: Высокий уровень доверия.
Гретцки: Именно. Мы задрафтовали Фюра, у нас уже был молодой Энди Муг… Да и вообще так по сторонам начнешь оглядываться – а вокруг сплошная молодежь! Глен всегда юморил по этому поводу. Вот, скажем, организует он рождественскую вечеринку, после которой все шли на каток.
Никаких правил у нас не было. Ну разве что одно – не позорить честь клуба. Больше у Глена правил не было.
(Уит смеется)
Даже комендантского часа не было. Но у него была одна философия. И она заключалась в том, что на рождественскую вечеринку надо приходить парой. Не хочу, говорит, чтобы вы там вдесятером толпились у бара или у елки и лясы точили. Там собирался весь клуб – физиотерапевты, прочие сотрудники… Поэтому ко всем ребятам прилетали матери.
(все смеются)
Всем же по 19-20 лет. Поэтому на этих вечеринках можно было встретить Бэтти Коффи, Филлис Гретцки, Джесси Лоу… Но Сатера это абсолютно не смущало, он даже рад был.
Потом все шли на рождественский каток. Вот вы как себе это представляете? Выходишь на лед, а там все в детях, правильно? Так вот у нас первый поход на рождественский каток – и среди нас всего трое детей. Потому что у нас человек 18 моложе 20. Сатер смотрит на это и говорит: «Херня какая-то. В следующий раз на благотворительное мероприятие лучше пойдем».
По-моему, Гленн Андерсон стал как-то сотрудничать с Big Brothers (одна из известнейших и старейших некоммерческих организаций, занимающаяся вопросами детей и подростков – прим. пер.). И вот через год он заявляет, что, мол, не волнуйтесь, дети будут. Выхожу на лед, смотрю по сторонам… «Энди, – говорю, – ты нам не говорил, что приведешь детей со всего города!» (смеется). А там 550 детей на льду – ни пройти, ни проехать. Пришлось их на группы делить.
В общем, классная у нас команда была. А Глен, как я уже и сказал, на много лет опередил свое время. Вот знаете… Иная команда прилетит в Нью-Йорк и живет на Лонг-Айленде, а ни в коем случае не в центре. С Гленом было не так. Мы прилетали в Нью-Йорк и жили в самом центре. А на матчи с «Айлендерс», «Нью-Джерси» и «Филадельфией» автобусом добирались. И жили все это время на Манхэттене.
Глен то и дело повторял, мол, парни, вы должны стать мужиками. Вы должны понять, как надо себя вести, как за собой следить и так далее. Поэтому жить мы будем в самом центре города. Так и было.
Уит: Никакой страховки. Учил плавать через выброс за борт. Круто.
Гретцки: Да. Я же говорю – у него всего одно правило было. Или вот еще пример. Приезжаем на сборы. Он сидит такой, смотрит на нас и говорит: «Значит так. На сборах 65 человек. Хотел бы я вам ######### [наврать] с три короба, но не буду. Короче, в составе есть одно вакантное место».
(все смеются)
Уит: «Бейтесь!»
Гретцки: Обычно же как? Приезжаешь на сборы – и тренер говорит, что у всех есть шанс. А Глен не такой. Не буду, говорит, вам херней голову морочить. Есть одно вакантное место. Не знаю, кто нам нужен – чеккер, грайндер, тафгай или снайпер. Выкладывайтесь по полной на сборах, а там, может быть, мы вам и подыщем местечко. Вот такой он человек.
Помню на одном драфте мы выбрали Селмара Оделайна – техничного паренька, старшего брата Лайла Оделайна. И вот он был очень близок к тому, чтобы пробиться в состав в 18 лет. По-моему, мы тогда как раз второй кубок взяли (первый, Селмара выбрали под 21-м общим номером летом 1984-го – прим. пер.).
Двусторонка идет часа два. Тренеры, скауты и генеральный менеджер наблюдают за игрой сверху. Два самых опытных скаута назначались тренерами команд. Играли красные против белых или оранжевые против синих – неважно. И тут как-то Коф говорит Оделайну: «Хочешь произвести впечатление на Сатера, Маклера и Теда Грина?». «Да-да-да, конечно!». «Ну тогда делаем так – я работаю на пятаке, а ты в углах».
(все смеются)
Так этот пацан и бегал из угла в угол. Сатер обычно сидел с сигарой. Причем не курил, а просто игрался с ней. Он смотрит на все это, смотрит… И в какой-то момент не выдерживает. Свистит, кричит: «Стоп, стоп, стоп!». Спускается вниз и говорит: «Оделайн, че ты творишь?!». А тот смотрит на него и отвечает: «Так Пол мне сказал работать в углах». Сатер поворачивается к Коффи и кричит: «Ах ты…!».
(истерика)
А потом вернулся на свое место.
Уит: Что самое забавное – мне потом Лайл давал такие же указания.
Биз: (смеется) Точно!
Уит: То есть старший брат научил младшего молодых так подкалывать.
Гретцки: Во-во! Но, к сожалению, Оделайн прям чуть-чуть не дотягивал до основы. А команда у нас тогда была очень хорошая. Сатер подумал, что отправит его еще на сезон в молодежку – ему ведь всего 18 было. Его спустили и во второй же игре ему вырвали колено, и он потом уже так и не вернулся на былой уровень. Жизнь – страшная штука (здесь Уэйн опять немного путается, потому что травму Оделайн получил в 22 года и не в молодежной лиге, а в АХЛ – прим. пер.).
РА: Сатер собрал команду и через несколько лет вы стали доминировать в лиге. Все давалось так же легко, как и казалось? Вы ведь наверняка выходили на каждый матч уверенными в победе.
Гретцки: Да я бы не сказал. Мы вот, кстати, с Бизом об этом часто разговариваем. Сейчас в лиге очень много равных команд. Хоккей стал более динамичным. Было очень странно наблюдать за Восточной конференцией, где кубковая восьмерка определилась за 20 матчей до конца регулярки. Это случается крайне редко. Потому что равных команд стало куда больше.
А в наше время… Отправляемся, скажем, на 5-матчевый выезд и понимаем, что ну четыре-то мы выиграем. Потому что у нас в соперниках так себе команды. В лиге лишь 5-10 хороших команд было из 21. Теперь же трудно играть даже против 26-й или 27-й команды – да, они не столь хороши, как топ-5, но все же. Вот, скажем, «Сиэтл» находится на дне турнирной таблицы, но играть против них трудно. В этом плане лига изменилась.
Плюс у нас образ мыслей поменялся – все стало заточено под плей-офф. Раз мы хотим выиграть Кубок Стэнли и выйти на следующий уровень, то играть надо определенным образом. Думаю, что эта внутренняя установка тоже сыграла в нашу пользу – причем уже в раннем возрасте – а мы смогли к ней адаптироваться. И в конечном счете добились успеха.
Биз: Мы наверняка могли бы спокойно весь выпуск посвятить «Эдмонтону». Однако если подводить черту под четырьмя кубками и легендарными составами… Как бы ты вообще охарактеризовал это время?
Гретцки: Как невероятное. Лишний раз повторю, что самое главное там заключалось вот в чем. Сидя на скамейке, я поднимал глаза на трибуны – и на каждом матче я видел одни и те же лица. Тогда не было ни камер, ни мобильных телефонов. Мы выходили в город и встречали этих же людей. Болельщики стали нашими друзьями.
Помню, когда мы выиграли Кубок Стэнли, спрашиваю Глена, мол, а что нам с ним делать-то? Он говорит: «Хотите – забирайте». И мы стали первой командой, при которой кубок стал путешествовать. Тогда ведь как делали – трофей отправлялся в клубный офис и стоял там.
И вот, помню, стоим мы с молодым Джоуи Моссом и отцом, а Глен нам говорит: «Хотите – забирайте». Ну, мы и забрали (смеется).
Уит: «Как скажешь!»
Гретцки: У нас тут как-то встреча была, посвященная то ли 20-й, то ли 30-й годовщине победы в кубке, в рамках благотворительности. Так все билеты в Колизей (старая арена «нефтяников» – прим. пер.) раскупили. У нас Кубок Стэнли, мы все общаемся…
И тут я беру кубок и иду с ним вниз по лестнице. А там как раз еще стекло сняли – одни борта остались – чтобы людям лучше все видно было. Я дошел где-то до круга вбрасывания и передал кубок через бортик, чтобы его по рядам пустили. Представители НХЛ тут же подскочили, типа, ты че творишь?! А я им говорю: «Просто доверьтесь мне».
Жители Эдмонтона стали передавать кубок по рядам – снизу вверх и обратно. И так он всю арену кругом обошел.
Биз: Вот это да…
Уит: Да ладно?!
Гретцки: Я же говорю – в Эдмонтоне живут невероятно добрые люди. Они действительно уважают хоккей и кубок. Так что тут вовсе не о чем волноваться. Тут примерно как с йо-йо – кубок обязательно вернут назад. Но мало того, что в Эдмонтоне удивительные болельщики, так еще и какие игроки в команде были!
Мы уже сказали пару слов про Ли. Безусловно, Кевин Лоу внес большой вклад. Уйма человек затем вошли в Зал славы. У нас было множество особенных игроков – тот же Марк, например. И вот что я хочу про него сказать – детям, кстати, это часто повторяю. Он был одним из первых, с кем мне довелось поиграть, про кого я со всей уверенностью могу сказать, что когда мы выходили после игры, где я забросил три шайбы, то он искренне радовался этому больше меня – до такой степени, что можно было подумать, будто это он забросил три шайбы.
И вот это его бескорыстие распространилось, словно вирус, по всей раздевалке и клубу в целом. Да и вообще у нас хватало характерных ребят вроде Дэйва Ламли и Дэйва Семенко. Глен ведь хотел, чтобы каждый из нас был самостоятельной личностью. Он не пытался загнать людей в какие-то рамки или как-то изменить их. Как я уже и говорил, у нас было всего одно правило – не позорить клуб.
Тренировки начиналась в 11 утра. Народ на арену приезжал где-то без 15 и выходил на лед. Я все сидел и удивлялся. А Глен говорил: «Главное, чтобы в 11 все были на льду. На остальное мне плевать. Делайте что хотите, но чтоб к 11 были, как штык». Но иногда кто-нибудь все равно опаздывал. Тогда я спрашивал Глена, мол, а во сколько сегодня тренировка? А он пожимал плечами и говорил: «В районе 11».
(все смеются)
Уит: «Какая разница, мы все равно восемь подряд выиграли!»
Гретцки: Так что он позволял всем быть самими собой. Как-то раз Энди (имеется ввиду Андерсон – прим. пер.) опоздал на тренировку. А Слэц прям не в духе в тот день был. И вот мы наматываем круги, постоянно перемешиваясь. Думаем, может быть, он и не заметит, что Энди нет – столько народу ведь на льду. А, может быть, он еще и успеет.
Через 15 минут Энди перепрыгивает через бортик. Слэц ни слова не сказал. Тренировка закончилась, возвращаемся в раздевалку. Тут заходят физиотерапевты и говорят, мол, Слэц хочет сказать пару слов. Слэц подходит к стене, где написано «Тренировка 10-11». «Энди, – говорит, – а что у тебя произошло сегодня? Почему ты опоздал?».
«Так я, – говорит, – думал, что тренировка начинается без десяти одиннадцать. То есть в 10:50».
(все смеются)
И тогда Слэц, будто шваброй, начинает бить клюшкой по стене. Что, спрашивает, надо сделать перед тем, как выйти из раздевалки? А Гленн Андерсон говорит: «Попрощаться с ребятами».
(все смеются)
На это Глен просто руками всплеснул.
Уит: Что тут скажешь?
Гретцки: Именно. Пока вы выигрываете – шут с вами. Да и вообще у нас была довольно ответственная команда. Энди вкалывал на тренировках будь здоров. Против Месса лучше вообще было на тренировке не выходить – он же настоящий бык. Кевина Лоу тоже попробуй останови.
В команде тогда собралась правильная молодежь, которой было в радость играть в Эдмонтоне. Я не устану это повторять – играть в Эдмонтоне должно быть в радость, а мы это просто обожали. Бóльшая часть команды даже в межсезонье там жила. Мы дома там купили. Это была наша жизнь. Это был наш дом. И это было здорово.
Уит: Можно я немного отвлекусь сейчас – просто мы перед записью разговаривали про легендарный клип на ютубе. Не могу не спросить про него. В кадре ты, Пеле, Бьорн Борг и Шугар Рэй Леонард, по-моему (то есть легенды хоккея, футбола, тенниса и бокса – прим. пер.). И ты как нефиг делать обогнал их в спринте на 100 метров. Что это вообще такое было? Где это вообще?
Гретцки: (смеется) Там еще Стефен Пирсон был (шотландский футболист, но в забеге, попавшем на видео, он не участвовал – прим. пер.).
Уит: Да ты там просто Усейн Болт!
Гретцки: (смеется) В общем, дело было так. Я на чемпионате мира в Финляндии. И тут ко мне подходит какой-то парень и говорит, что работает с Бьорном Боргом. А я просто сижу с батей и его другом Чарли Хенри. У меня выходной. Ну и он говорит, мол, я представляю Бьорна Борга. У нас тут намечается благотворительное мероприятие, будет много шведских суперзвезд, шесть или семь дисциплин, арена, благотворительный ужин, все собранные средства пойдут на благотворительность… На что тебя записать?
Я такой: «В смысле, на что меня записать?». И он такой: «Ладно, неважно. В общем, я пришлю тебе шесть билетов на Конкорд». «Какие-какие билеты?» – переспрашиваю. А он повторяет: «На Конкорд» (подчеркивается элитный уровень перевозчика – прим. пер.). Ну, думаю, ладно. Возьму с собой батю, Эйса Бэйлли с женой Кэти… А что, классная поездка получится!
Прилетаем, а там несколько соревнований – дисциплин шесть всего, что ли. Я смотрю на них и думаю: «Блин, ну вот это не для меня… И вот это тоже не для меня… А в этом я вообще провалюсь…». Тут вижу – спринт на 100 метров. Ну, думаю, надо хоть в чем-то выиграть. По-моему, я стартанул раньше, чем выстрелил пистолет.
(все смеются)
Уит: По мне так это идеальный старт был.
Гретцки: Я все еще думал, мол, это же единственное, в чем я соревнуюсь тут. Моей фамилии больше нет ни в одном списке. Я бы ведь наверняка везде занял последнее место. Бег с препятствиями, например. Да я бы на стену не забрался даже! Бегал бы кругами у нее на потеху всем. Да и вообще у меня межсезонье. Не хочу я ни на какие стены лезть (смеется).
Биз: Очуметь.
РА: Да просто Шугар Рэй режим нарушил накануне, вот ты его и обогнал. Ну а мы, безусловно, должны поговорить про тот самый обмен. Твой друг Питер Берг снял документальный фильм «Королевский Выкуп» в рамках проекта «30 за 30» – по-моему, одна из лучших работ на эту тему.
Гретцки: (улыбается) Спасибо.
РА: Там ты фактически впервые публично признался в том, что от тебя в обмене все же кое-что зависело. Просто до этого многие думали, что ты просто пассивно наблюдал за ситуацией. Когда вообще возник вариант с «Лос-Анджелесом»? И почему ты решил туда перебраться?
Гретцки: Давай я чуть назад отмотаю. Во-первых, в том году я, наверное, провел лучший плей-офф своей карьеры. Мы тогда «Бостон» в финале обыграли. Там еще на одном матче свет погас.
РА: Помню-помню.
Гретцки: Потом домой поехали и выиграли, по сути, пятый матч. И вот мы сидим после игры. Не хочу хвастаться, но когда выигрываешь кубок в четвертый раз, то сил на радость почти нет. Просто сидишь жутко уставший. Да и само празднование уже другое – не столь хаотичное. Его можно было контролировать. Закройте дверь. Этого не впускайте. Этих тоже не впускайте. В общем, там только наши семьи да друзья.
Так вот сижу я, потягиваю холодное пивко – и тут батя говорит: «Ты в курсе, что тебя собираются обменять?». А я такой: «Погоди-погоди… Кто кого куда обменивает? Ты о чем?». Потом отмахнулся от него, мол, хватит верить всему подряд. А он такой: «Да я серьезно. Просто говорить тебе не хотел».
Поехали, в общем, домой. У нас еще какое-то мероприятие по дороге было – уже не помню какое. Понятное дело, что и наши семьи, друзья да и мы сами приехали туда поздно. Мама с отцом остановились у нас с Джанет. И вот мы заходим в квартиру… Тогда ведь не было мобильных телефонов – только стационарные. В день игры я выдергивал из него шнур, так что мне было не дозвониться – а то ведь еще разбудит кто ненароком.
Часов в шесть утра мама готовила яичницу, а мы сидели за столом, как вдруг зазвонил телефон. Я еще думаю: «Кому это я понадобился в шесть утра?». А на проводе – Нелсон Скалбениа. Я так удивился. Сначала подумал, что он звонит меня с победой в кубке поздравить. А он мне такой: «Как насчет перейти в «Ванкувер»?».
Я переспрашиваю его: «ЧТО?! Ты вообще о чем?». Он отвечает: «Да я серьезно. «Эдмонтон» собирается тебя обменять, я же в свою очередь стану одним из совладельцев «Кэнакс». Буду платить тебе зарплату, а сверху еще 25-процентную долю клуба дам». Я ему говорю: «Слушай, Нелсон, у меня игра закончилась буквально часов шесть назад. Я сейчас не в состоянии обсуждать такие вопросы. Я тебе перезвоню». И положил трубку.
Поворачиваюсь после этого к отцу и говорю: «Блин, а ты, походу, прав». После этого все закрутилось-завертелось. Контракт у меня истекал через год, после чего я становился неограниченно свободным агентом. В итоге у нас с Питером состоялся разговор, где я, в целом, сказал ему следующее. Можешь обменять меня куда угодно, но переподписывать контракт я отказываюсь. Какая разница, сколько ты мне предложишь, если я все равно ничего не подпишу?
Дело дошло до того, что я понял неизбежность обмена, но мог как-то повлиять на то, куда меня обменяют. Выбор стоял между «Лос-Анджелесом», «Детройтом», «Филадельфией» и «Рейнджерс». «Филадельфия» и «Рейнджерс» в итоге отпали. Мы сели, посовещались и решили, что я перейду в «Детройт».
Помню, сижу и думаю: «Ну вот… В Детройт поеду… Круто!». Я же в детстве болел за «Ред Уингс», моим кумиром был Горди Хоу и так далее. Потом мне звонит отец и говорит: «У меня для тебя совет есть». Я говорю: «Хорошо. Какой?». «Горди Хоу может быть только один. А Детройт – это Детройт. Нечего тебе там делать. Попробуй что-нибудь другое. Почему бы тебе не перейти в «Лос-Анджелес»?».
Уит: Ого.
Гретцки: Все решили, что меня в этом направлении подтолкнула жена, но на самом деле больше всего на меня повлияли слова отца о том, что Горди Хоу может быть только один и что мне стоит выбрать другой путь. Так что вот вам истинная история о том, как я оказался в «Лос-Анджелесе».
Биз: Слушай, я все понимаю – мы уже давно бухтим и тебя скоро надо будет отпускать. Но у меня тут целый список голливудских звезд перед глазами. Ты играл в баскетбол с Шаком. Твой портрет написал Энди Уорхол – это же вообще глыба! Вот можешь поподробнее рассказать о том, как вы встретились? Он же реально глыба! Тут недавно офигенная документалка про него вышла.
Гретцки: А я видел. Отличный фильм!
Биз: Во-во!
Уит: Его портрет Мэрилин Монро, кстати, завтра на аукцион выставляют. Говорят, что она уйдет за…
Биз: 200 миллионов!
Уит: Да, 200 миллионов! (в итоге ушла за 195, но это все равно стало рекордом – прим. пер.)
Гретцки: Хорошо, что у меня есть его картина, получается.
(Уит смеется)
Проблема в том, что она вырастет в цене, когда я умру. А помирать я пока не хочу! (смеется)
Биз: Так, может, NFT по этой теме замутим, Уэйн? (NFT – Non-Fungible Token – то есть цифровой слепок какого-то уникального предмета. Проще говоря, картину можно оцифровать, уничтожить в реальном мире и продать цифровой слепок уникальному покупателю – прим. пер.).
Гретцки: Или так, да (смеется).
Уит: Наш бизнесмен не дремлет!
Гретцки: Ага, БИЗнесмен.
(все смеются)
Но вообще я был заинтригован перед встречей. Я ведь понятия не имел, кто такой Энди Уорхол. Помню пришел в какое-то офисное здание, поднялся по лестнице на второй этаж, он представился, и в итоге мы стали друзьями. Он часа два меня на Polaroid фотографировал. Потом сказал, что съемка закончена. А я даже не понимал, что он с этим собирается делать.
Полгода спустя мы играли в Нью-Йорке. А после игры состоялась презентация картины в ресторане. Опять-таки не хочу хвастаться, но, по-моему, есть всего четыре спортсмена, чьи портреты написали Лерой Ниман и Энди Уорхол – и я один из них. Для меня это честь. Потому что они мне оба очень нравятся. С Лероем мы тоже дружили.
Я не устаю повторять – любите хоккей и получайте от него удовольствие. Про себя могу сказать вот что: все, кого я встретил на своем жизненном пути, все мои поездки, все мои путешествия – это все мне дал хоккей. Я ведь даже Папу Римского встретил – Ионна Павла II. Он поляк.
Но он ведь встретился с Уэйном Гретцки не потому, что я неземной красоты, а потому что я хоккеист. К счастью, он и сам был спортсменом – играл в футбол. Первым делом он поинтересовался, говорю ли я по-польски. А я сижу такой и думаю: «Эх, надо было у бабушки научиться» (смеется).
Хоккей – лучшая игра в мире. Я настоятельно рекомендую родителям и детям любить ее.
Биз: У меня тут записано, что ты и с Мухаммедом Али встречался, снялся в клипе Nickelback на песню «Rock Star»… И особенно удивился тому, что ты, оказывается, и в клипе MC Hammer снялся на песню Too Legit To Quit.
Гретцки: Правда, что ль? А я и не в курсе.
(все смеются)
Биз: Ну, может быть, это и вранье полное…
Уит: Побочный эффект длинных выходных.
Гретцки: Я правда не в курсе.
Биз: Ну, я это в интернете прочитал… Видимо, врут?
Гретцки: Может быть, клип какой-нибудь со мной просто использовали или что-нибудь в таком духе. Я вообще тот еще певец. К съемкам в клипе Nickelback меня подтолкнула Джанет. И это, кстати, было весело.
Биз: Есть еще забавная история о том, как ты попал на SNL (Saturday Night Live, культовая юмористическая передача – прим. пер.). Я не просто так перечисляю все эти истории. Потому что это большая удача, что ты оказался в Лос-Анджелесе. Я буквально сегодня об этом говорил – если б не этот факт, то я готов поспорить, что не было бы никакой команды в Аризоне. И если б не ты, мне вообще вряд ли бы довелось поиграть в НХЛ.
Гретцки: Вот что я тебе скажу по поводу Лос-Анджелеса. Скажу как есть на самом деле. Когда мы туда переехали, я сказал, что надо менять культуру – менять восприятие людей о нашей игре. И у меня из-за этого была уйма проблем. Я, например, предложил запретить драки. Но надо понимать, почему я тогда это сказал.
Потому что в то время жители Калифорнии, Техаса и Флориды говорили, мол, нужен мне больно этот хоккей – там сплошные драки да потасовки. У хоккея был такой имидж. Поэтому я и сказал, что его надо менять. Быть хоккеистом – это искусство. Принять на себя силовой – это искусство. Это контактная игра. И мы потихоньку начали работать в этом направлении.
А потом нам очень повезло. Майкл Айснер (крупный бизнесмен, известный прежде всего по работе в «Диснее» – прим. пер.) по-настоящему влюбился в хоккей. У него был сын, который тоже любил хоккей и хотел в него играть. Насмотревшись хоккея, Майкл решил, что хочет купить себе команду. И как-то за ужином он мне сказал, что собирается снять фильм «Могучие утята», а потом и создать команду НХЛ с таким же названием.
Смотрю на него и говорю: «Слушай, я все понимаю… Что ты из «Диснея», что у тебя есть деньги… Но какие еще «могучие утята» в НХЛ?». А он отвечает: «Это будет бомба! Вот увидишь!».
Нет ничего важнее удачного момента. В хоккей пришел Майкл Айснер, а за ним и Гордон Ганд (еще один крупный бизнесмен и владелец ряда спортивных клубов – прим. пер.), которому принадлежала «Миннесота Норт Старс», перевез ее в Сан-Хосе и сказал, что будет развивать хоккей там (на самом деле Джордж и Гордон Ганды хотели перевезти «Норт Старс» в Сан-Хосе, но в итоге продали команду, а в Сан-Хосе создали новую – Sports.ru). Марио был в «Питтсбурге», Бретт Халл – в «Сент-Луисе», Айзерман – в «Детройте», Марк Мессье переехал в Нью-Йорк. Это самый настоящий идеальный шторм.
Безусловно, все они великие игроки. Но при этом они обладали и сильными личностными качествами. Они умели продавать хоккей. Люди к ним прислушивались. И так хоккей стал расти. Я был лишь одной составляющей этого процесса, к которому каждый приложил руку. Вот чем хорош наш вид спорта.
Биз: Обалдеть.
РА: А ты вообще чувствовал, что продвигаешь игру не только в Лос-Анджелесе, но и в целом? Было понимание, что в будущем это даст определенные плоды, появятся новые команды и так далее?
Гретцки: Да я бы не сказал, что как-то прям сильно задумывался на эту тему. Но скажу следующее – у меня в контракте был прописан пункт, что если в НХЛ войдет команда в радиусе – уж не помню – 300, что ли, миль от Лос-Анджелеса, то мне полагается либо ее доля, либо компенсация.
И я отказался от этого права, когда в лигу вошел «Анахайм». Я махнул рукой и сказал Брюсу Макноллу (бывший владелец «Кингс» – прим. пер.), что не собираюсь этого делать. Но у меня был такой пункт в контракте! (смеется) Я даже не знаю, откуда он там взялся. В те времена можно было все что угодно вписать, верно?
(все смеются)
Настоящий Дикий Дикий Запад. Так что, нет, я это так не воспринимал. Потому что Бобби Орр, Горди и Бобби Халл, которых я боготворил, в один голос говорили: «Величие хоккея не затмит ни один человек. Нет ничего важнее хоккея. Затмить его никому не под силу».
Поэтому я никогда не считал, что весь груз ответственности лежит только на мне. Но как коллектив, который включал в себя Мессье, Айзермана, Лемье, Халла и так далее, мы понимали свое место в системе и что надо сделать, чтобы попытаться вывести игру на новый уровень.
Помню, мне Халл говорит на Матче звезд в Филадельфии: «Короче, играем без шлемов». Я ему отвечаю: «Халли, так я и так без него играю. Ты вообще видел мой шлем?». А он такой: «Не-не-не, играем без шлемов. Это пойдет на пользу НХЛ». И он действительно весь матч провел без шлема. А я сказал, что не собираюсь снимать шлем. Так и буду с этой штуковиной на голове играть (смеется).
Биз: И бате даже орать на тебя не пришлось!
(все смеются)
Биз: Ты уделил нам кучу времени…
Уит: Спасибо, Уэйн.
Биз: Я понимаю, что мы так можем до бесконечности болтать. Уит, давай последний вопрос, если у тебя что-то заготовлено. Надеюсь, кстати, что мы установим правило подкаста, согласно которому за каждый год нашей совместной работы на TNT, ты нам будешь выделять час?
Гретцки: А что, можно. Жена говорит, что я как мусорное ведро – наступишь мне на ногу, так у меня сразу рот открывается.
(все смеются)
Да и вообще мне на TNT слова не дают сказать! Биз все эфирное время забирает!
Уит: Так и есть! Захватил шоу!
Биз: Согласен. Кстати, зацените, какую я фразу для выпуска заготовил – она у меня тут в записях. «Сегодня будет немного необычный эфир. Все будет кратко и по делу – совсем не как на TNT».
Гретцки: Да ничего страшного. А про мою лакроссную команду мы вообще поговорим?
Биз: Мы как раз на конец это и оставили.
Уит: Да, чтобы и название команды, и сама новость прозвучали в самом конце.
Гретцки: А что, у команды уже название есть?
Уит: Я думал есть, а так я не знаю.
Биз: Ты неоднократно говорил о том, что это помогло тебе в развитии. Стоило подойти к концу хоккейному сезону, как ты все межсезонье играл в лакросс и бейсбол. И тут у тебя появилась возможность стать совладельцем лакроссной команды из Вегаса. Ее название еще не было объявлено. Поэтому мы объявим его прямо сейчас!
Гретцки: Правда что ль? Я весь в предвкушении. И что же там за название? Вы узнали его до меня.
Биз: ДА ХОРОШ!
Гретцки: (смеется) А я еще и деньги заплатил.
(все смеются)
Гретцки: Вот видишь, Биз, с тобой все хуже и хуже работать становится.
Биз: (смеется) В общем, помимо тебя среди совладельцев клуба Стив Нэш (известный в прошлом баскетболист – прим. пер.), Дастин Джонсон (известный гольфист – прим. пер.)… Кто-то еще?
Гретцки: Джо Сай (крупный канадский бизнесмен гонконгского происхождения – прим. пер.). Во-первых, когда тебе звонит Джо Сай – надо брать трубку. Это потрясающий человек. Владелец «Бруклин Нетс». Он обожает лакросс. Он и сам в детстве немного играл – на студенческом уровне вроде.
Он питает к этому спорту особую страсть. Он позвонил с предложением войти в сделку – и я тут же согласился. Он верит, что лакросс может стать таким же популярным, как футбол, а затем мы выведем его на новый уровень в США и Канаде.
Потрясающая игра. Отличный вид спорта. Для меня большая честь быть партнером Джо. Мы отлично проведем время с Дастином и Стивом. Не уверен, но, по-моему, наш первый матч состоится в следующем году. Я искренне не знаю название команды – вы узнали до меня.
Уит: Так как же она называется?
(в кадре появляется клубный свитшот)
Биз: По иронии судьбы я так иногда называю «койотов». Название команды – «Лас-Вегас Дезерт Догс».
Гретцки: Ух ты! Классное название.
Уит: Ничего себе.
(Биз имитирует вой койота, все смеются)
Уит: Биза хлебом не корми, дай повыть!
Гретцки: Вам пришлют же еще всякой атрибутики? Биз, ты, кстати, можешь у нас работать местным Винсом Макмэном в перерывах (промоутер WWE – прим. пер.).
Биз: Продано! Уэйн, как скажешь – так и будет. Я на все готов, лишь бы ты нам уделял один час в год.
(все смеются)
Гретцки: Ну и хорошо. Я рад, что пришел к вам. Давайте я вам напоследок еще одну короткую историю расскажу. Начались переговоры с TNT, они стали звать меня на телек, а я все что-то сомневался. Дети уже говорят: «Пап, давай». В конечном счете я согласился. И тогда дети такие: «Во что бы то ни стало подключи к этой программе Пола Биссоннетта».
Уит: Правильно!
Биз: Да ладно?!
Уит: Да-да!
Гретцки: Ну, говорю, ладно. Звоню TNT, выкладываю все это, а они отвечают: «Мы его уже наняли» (смеется).
Биз: Вот это да!
Уит: Круто!
Гретцки: Сообщаю сыновьям: «Пола уже взяли на работу». А они говорят: «Пап, он устроит настоящую революцию на хоккейном ТВ». Вот такая вот история.
Биз: С ума сойти! Вот это комплимент!
Уит: И заслуженно! Вас всегда приятно слушать. И вообще вся ваша команда отлично работает. Было очень приятно с тобой встретиться, Уэйн. Огромное спасибо, что пришел. Это настоящая честь.
Гретцки: Спасибо, что позвали. Биз, можешь, кстати, забрать мою бутылку с водой.
Биз: Так погоди… Я думал, команда будет называться «Лас-Вегас Уэйнос» (смеется).
Гретцки: Я бы предпочел «Лас-Вегас Уэйндофул».
(все смеются)
Понравилось? Поддержи проект рублем!
Наша карта – 4274 3200 3863 2371
Фото: Instagram/waynegretzky; sportsnet.ca; nhl.com; classicauctions.net; Gettyimages.ru/Mike Slaughter/Toronto Star, Bob Riha, Jr., Bettmann, Mitchell Layton
В копилку информации, Гретцки дисквалифицировали по детям за то, что он подделал информацию о проживании в другом городе, чтобы сыграть за команду AAA. В его родном Брэмптоне была только команда уровня A, а ему хотелось играть выше уровнем, поэтому заявился за команду другого города. Лига в итоге сочла это махинацией, отец Гретцки с ними судился, но ничего не добился. В итоге ему пришлось идти еще выше уровнем в Junior B.
Жду каждый раз вас с нетерпением 👍
А интервью просто какое-то гениальное. Столько всего интересного и при этом ничего лишнего.
В интервью великих людей есть цитаты которые содержат очень много информации для размышления и применения.
Спасибо
__
так жестко по Ульфу Нильссону-то за что?